Скользнул взглядом по красным буквам.
— И бороться с копейкой в кармане куда как веселее.
— Сегодня только повесил, — опять вступился Похламков, тоже посмотрев на «вывесочку», — еще не прочувствовал.
Между тем клиент Похламкова достал кошелек:
— Сколько там с моего товарища?
Похламков не дал Вальке ответить:
— Ладно, чего уж, — сказал поспешно. — Поправится товарищ, пусть приходит, тогда и рассчитается.
Возвратилась с улицы Феня, сообщила Вальке:
— Очухался твой-то, просит позвать, как освободишься.
Валька смущенно покашлял:
— Хорошо, позовешь минут через пяток.
Он уже, можно считать, обиходил профессора — закончил стрижку и даже успел побрить, но теперь вновь взял ножницы, захлопотал вокруг головы, создавая видимость устранения каких-то шероховатостей, заметных лишь глазу мастера. Делалось это исключительно «для сервиса» — такое и Похламков практиковал, обслуживая особо уважаемых клиентов. Однако сейчас Вальке не усердствовать бы, не перебарщивать.
— Вас ждут, — сухо напомнил профессор. — Да и у меня минуты на счету.
Валька смолчал и, убрав ножницы, принялся распаковывать его, обметать салфеткой шею, уши, лицо. Похламков, изучивший вкусы давнего клиента, предупредил:
— На голову одеколон не нужен.
— Знаю, — отозвался Валька.
Заправил в расческу ваты, смочил водой, причесал профессора.
— Шипр, — подсказал Похламков, когда Валька потянулся к пульверизатору.
— Знаю, — снова буркнул тот.
Пустил распыленную струю одеколона на обвислые щеки, обдал слегка шею — те места, где проходил с бритвой. Взял после свежую салфетку, заботливо промакнул лицо. Делал все так, как в данном случае действовал бы и сам Похламков.
— Пудра не нужна, — не удержался он все же от очередной подсказки.
Валька лишь молча кивнул, еще раз прошелся по волосам расческой и склонился в полупоклоне, который перенял у него, Похламкова:
— Будьте здоровы!
Профессор вежливо поблагодарил, достал деньги:
— Что я вам должен?
Похламков видел: Валька растерялся. Не ждал этого вопроса. Да и Похламков удивился, привыкнув к тому, что профессор без лишних слов клал на тумбочку рубль и уходил, не ожидая сдачи, хотя действительная стоимость услуг редко переваливала за полтинник. Точно так поступали и некоторые другие посетители из числа постоянных похламковских клиентов, Валька не раз оказывался свидетелем этой немой сцены, и сейчас, как видно, надеялся на подобный же финал.
— Что я вам должен? — повторил профессор.
Вальке, коль такое дело, прибросить бы на счетах: согласно прейскуранту да и удовольствоваться этим, a ему, знать, обидным показалось упустить «законный» рубль.
— Спрашиваете, будто первый раз в жизни подстригаться сели, — выдал.
Сказано было на манер шутки, но все равно грубовато получилось, с явным намеком. Профессор тем не менее ответил спокойно:
— Вообще-то не впервые, но к будущему ударнику сел первый раз и таксу еще не изучил.
И-и, какой штучкой обернулся старик: не изучил! Что, Валька меньше выкладывался, чем обычно делал это он, Похламков? Или в мастерстве уступает?
— Так сколько с меня?
— Десять копеек, — ляпнул Валька, встряхивая с резким хлюпающим звуком простыню, только что снятую с профессора.
Профессор принял вызов:
— Все, Иван Федорович, потеряли вы клиента: oтныне буду иметь дело только с ударником.
Выложил на стол гривенник.
Подошла с половой щеткой в руках Феня, принялась заметать осыпавшиеся на пол волосы. Это послужило сигналом парню, ожидавшему своей очереди, он шагнул к освободившемуся креслу.
— Куда лезешь без приглашения? — накинулся Валька. — Видишь же, уборка не сделана!
Тот было опешил, но быстро нашелся:
— Извините, больше не имею времени ждать.
Протянул Вальке пятерку.
— Нет у меня сдачи, — рявкнул Валька. — Вон вся наличность — гривенник.
— Тогда скажите, сколько с меня, займу у товарища.
— Сорок пять копеек.
— Что, съели? — пульнул от двери профессор. — Вели бы себя смирно, как я, гривенник заплатили бы, а то лезете в кресло без приглашения…
— На самолет опоздаете! — крикнул вслед ему Валька и, когда уже захлопнулась дверь, выплеснул оставшиеся помои: — Чтоб тебе и правда опоздать, жмот несчастный, профессор кислых щей!
Парень усмехнулся, молча отсчитал деньги.
Посторонних в мастерской не осталось.
— Ну, отмочил сервис, спутник красоты! — выдохнул Похламков, разминая трясущимися пальцами папиросу.
— Только без этого, — заорал Валька, — без моралей!
Феня, занявшая после уборки свое обычное место у окна, замахала на них руками:
— Тише вы, клиенты идут!
Дверь приоткрылась, заглянула молодая женщина.
— Мальчик у меня, — проговорила неуверенно.
— Детская мастерская через два квартала, — отрезал Валька.
Дверь закрылась. Наступила тягостная тишина.
Похламков прикурил, сел в кресло, начал с преувеличенным вниманием разглядывать в зеркале собственное отображение. Феня поставила на колени всегдашнюю свою корзинку с мотком ниток и спицами. Валька послонялся некоторое время из угла в угол, потом открыл тумбочку, принялся выставлять полученные накануне флаконы с одеколоном.
— Провернуть пока операцию облагораживания, что ли? — сказал, ни к кому не обращаясь. — Все равно клиентов нет.
Облагораживание заключалось в том, что в одеколон добавлялось «для смягчения» определенное количество обыкновенной воды. Название нехитрому процессу придумал в свое время Похламков, он же преподал Вальке и технологию.
Как во всякой уважающей себя мастерской, у них имелся «зал ожидания» — небольшая прихожка, в которой с помощью ширмы был выгорожен закуток для Фениного хозяйства. В этом закутке они обычно и манипулировали с одеколоном. И Феня не только беспрепятственно пускала их туда, но частенько и помогала. Сейчас вдруг демонстративно загородила вход за ширму, переместившись вместе со стулом от окна.
— Не лезь сюда со своим жульничаньем, — заявила Вальке, — без тебя повернуться негде!
— Чего это с тобой сегодня? — оторопел он, — Иван Федорович, скажите ей!
Однако Похламков неожиданно для Вальки, а главное, для себя, поддержал Феню:
— Там и правда теснота, Валентин.
Валька растерянно остановился с флаконами в руках посреди комнаты.
— Что же я, на глазах у клиентов облагораживать его стану?
