равновесие сил, когда главная правящая партия – Христианско-демократическая (ХДП) – лишь на несколько процентов голосов опережает центральную оппозиционную силу – коммунистов (ИКП), которых поддерживает примерно треть избирателей.
«Потрясения, пережитые страной в результате социальных преобразований, вызванных бурным развитием в течение последнего десятилетия, противоречивые проблемы, вставшие на повестку дня в связи с освободительными движениями народов и в связи с появлением серьезной угрозы для будущего всего человечества, – отмечалось на XIII съезде ИКП, – все эти события не только изменили жизненные привычки, но и подорвали, опрокинули старые представления о жизни человека, семьи, общества, о судьбах мира. Однако новые идеи, новые ценности с трудом прокладывают себе путь и пока еще не стали преобладающими. Создается впечатление, что в сознании определенной части граждан возникла пустота, вызывая замешательство и даже глубокую тревогу. Реакционные силы, и особенно правые группы, фашисты, утверждают, что они предлагают выход из положения, возрождая тоску о прошлом, разглагольствуя о восстановлении „порядка“, имея при этом в виду свой старый порядок, существовавший при фашизме. Не говоря уже о том, что это порядок позорный, тиранический, его невозможно восстановить в современной Италии ни в какой форме. Любая попытка толкнуть ход событий в этом направлении расколола бы страну и была бы в конечном счете сорвана народными массами. Нынешний кризис идейных и моральных ценностей можно ликвидировать лишь в том случае, если будет положен конец абсурдному беспорядку, вызванному капиталистическим развитием и 25 годами существования консервативных правительств, если будет установлен свободный и справедливый демократический и гражданский порядок».[5]
Да простит меня читатель за столь длинное политическое отступление! Оправдание ему одно – дать в предельно схематичной форме тот многоликий жизненный фон, на котором появляется и утверждается терроризм.
Практически все энциклопедии и толковые словари, как советские, так и зарубежные, единодушно соотносят появление термина «террор» с одним периодом французской революции (июнь 1793 – июль 1794 года), когда у власти находились якобинцы, проводившие политику устрашения, подавления классовых и политических противников насильственными мерами, вплоть до их физического уничтожения.
Почти два века, прошедшие с тех пор, конечно же, внесли в это определение существенные коррективы, относящиеся и к философии терроризма, и к его тактическим и стратегическим установкам, и к его социологическим аспектам. Я же хотел бы здесь подчеркнуть прежде всего тот факт, что терроризм в большинстве случаев захватывает молодежь.
Объяснений этому немало.
«Разумеется, насилие и грубые попытки придать ему идеологические формы и содержание не рождаются сами по себе, – указывает крупнейший итальянский социолог Ферраротти. – Их истоки – в материальных условиях жизни, корни этого явления кроются в исключительно массовой безработице молодежи, в кажущейся бесполезности образования, в отчуждении, на которое современный способ производства почти со стопроцентной неизбежностью обрекает все более значительную часть населения, в первую очередь молодого».
Эта констатация подтверждается и анализом многочисленных интервью, писем-исповедей, заявлений, опубликованных за последние годы западной печатью.
Да, все молодые люди, так или иначе связанные с террористическими формированиями, пытаются найти политическое и социальное оправдание своей деятельности. Они, как правило, умно говорят и об «отчуждающем» характере труда, которым вынуждены заниматься, и о «классовых проблемах», и о «пороках буржуазного общества».
И все же во всех этих документах нельзя не заметить преобладания личного мотива. Они стреляют, потому что жизнь – просто жизнь – их разочаровала, потому что к моменту своего возмужания они вдруг видят, что это общество абсолютно не соответствует их утопиям, потому что работа на предприятии или в учреждении скучна, оскорбительна, не требует каких-то более высоких, чем посредственные, качеств. Порой даже кажется, что терроризм стал для них чем-то вроде пикантного хобби, наполненного своеобразной таинственностью, щекочущей нервы опасностью.
Практика показывает, что все они – и стратеги, и простые активисты вооруженного терроризма – имеют одну общую характеристику: несут на себе печать разочарованности, ущербности, нескромности, политической нетерпимости. Эти люди не появились разом и вдруг. Всех их мы уже встречали в забаррикадированных университетах конца 60-х годов, в колоннах шумных демонстраций, в «свалках», случавшихся во время студенческих собраний. Это были выходцы из маоистских, или радикально- католических, или крайне анархистских групп.
Портреты лидеров этой псевдореволюционной формации подтверждают сказанное.
Вот создатель печально знаменитых «красных бригад» Ренато Курчо. Родился в 1942 году, рос без отца. Из-за отсутствия средств был вынужден учиться в католическом колледже. С 1961 года активист неофашистской организации. В 1965 году перебегает в левацкую группу «университетского согласия», куда входят преимущественно католики. В 1967-м происходит его первый контакт с такими «модельерами» классовой борьбы, как Маркузе и Кон-Бендит.
Другой «герой» – Патрицио Печи. Он, согласно решению суда, несет прямую ответственность за убийство лидера ХДП Альдо Моро. Родился в семье инженера – начальника цеха на небольшом заводе. Первый политический опыт приобрел в группе маоистского толка. Робок, нерешителен, очень возбудим. То учился в разных техникумах, то вдруг срывался с места – официант на взморье, чернорабочий на миланском предприятии. Что, как не жажда быстрого самоутверждения, приводит его в лоно терроризма, когда автоматы дают такую легкую власть над людьми?
Или еще один персонаж – Марио Моретти. Родился в 1946 году в скромной семье служащих, ревностных католиков. В колледже о нем вспоминают как об очень скромном, очень сдержанном и в то же время впечатлительном юноше. Его воспитатель – священник – отмечает, что Моретти находил общий язык лишь с теми, кто чувствовал себя хоть в чем-то ущемленным.
Является ли современный терроризм действительно чем-то новым, неожиданным, малоизученным? Конечно, нет. Достаточно напомнить, что еще Маркс и Энгельс в 1850 году, отмечая появление такого типа «заговорщиков-революционеров», писали: «Жизненное положение людей этой категории уже предопределяет весь их характер. Единственным условием революции является для них надлежащая организация их заговора. Они – алхимики революции и целиком разделяют превратность представлений, ограниченность навязчивых идей прежних алхимиков».[6]
«Героями отчаянного жеста» называл этих людей Горький. Охватив взглядом великого художника целую историческую эпоху, пропустив через сердце муки нескольких поколений, в трагических коллизиях жизни он безошибочно отыскал тип «интеллигента, который хочет отомстить за неудачи его личной жизни, за то, что ему некуда пристроить себя, за случайный арест и месяц тюрьмы». «Все это, – писал Горький в своем „Климе Самгине“, – революционеры от скуки жизни, из удальства, из романтизма, по Евангелию».[7]
«Террористическое сообщество является зеркальным отражением данного политического устройства и несет в себе все противоречия, все пороки и всю интриганскую сущность этого общества. Среди террористов есть фанатики, авантюристы, но есть и те, кто пытаются действовать „на основе здравого смысла“; существуют признанные главари и мелкие сошки, ангажируемые лишь на вторые роли; здесь бесчисленное множество фракций, течений, групп, возникших как по идеологическим причинам, так и в силу карьеристских, дружеских, сердечных привязанностей тех или иных лидеров. Существуют острейшие конфликты и борьба за власть – нередко для выхода из тупика требуется человеческая жизнь. Здесь нет недостатка в ревности, сплетнях, склоках. Здесь процветает скудость ума». Так писал в начале 80-х годов, опираясь на гигантский фактический материал, итальянский публицист Коррадо Стойяно. Но еще за десять лет до этого другой итальянец – Альдо Пазетти, – полагаясь лишь на собственную художественную интуицию, дал емкую и даже сегодня никем не превзойденную картину терроризма. Но подробно о ней – в послесловии. А сейчас я приглашаю вас к чтению этой книги.
Вид с балкона
I
ДОЖДЛИВОЕ УТРО
