Я взял ботинок и принялся громыхать им по прутьям решетки, точно так же, как детишки проводят, палкой по заборам.
— Как тебе мой там-там? Немного африканских ритмов не помешает?
— Я на тебе отыграюсь, белый ублюдок, — сказал Хоук.
Я принялся лупить по прутьям каблуком и очень громко напевать:
— Бонго, бонго, бонго, я не покину Конго. Нет, нет, нет! Бунги, бунги, бунги, как хорошо мне в джунглях! Так хорошо мне в джунглях, что не покину их!
Тогда Хоук принялся орать, чтобы я заткнулся. Тут зажглись лампы под потолком, и из кабинета вышел круглолицый коп с короткой стрижкой.
— Что здесь происходит? — рявкнул он.
— Колыбельную ниггеру пою, — ухмыльнулся я.
— Этот придурок совсем чокнутый, — сказал Хоук.
Я принялся напевать еще громче. Круглолицый направился ко мне. В правом кармане форменных брюк у него лежала обтянутая кожей битка, которую он и вытащил на ходу.
— Ты, — обратился он ко мне, — заткни рот. Сейчас же.
— И в камере грязной, сырой и холодной явился, как тень, очень черный старик! — Я неуклюже изобразил подобие мелодии, ударяя башмаком по стене. Вернее, половину мелодии, ведь башмак был один.
Круглолицый обернулся и крикнул:
— Эй, Мори, иди сюда.
Появился второй коп, несколько повыше Мордатого, с удивленным выражением простофили- деревенщины на лице. Его волосы были зализаны назад и разделены посередине пробором. Я продолжал орать. Хоук замолк. Мордатый кивнул на меня, Мори щелкнул замком, и дверь в мою камеру открылась. Мордатый вошел, постукивая себя по ноге биткой. Мори миновал коридор и вошел следом. Он снимал с пояса наручники.
— Что это вы, ребята, задумали? — спросил я.
— Хотим показать, как нужно затыкаться, — ответил Мордатый.
Я сунул руку под рубашку и нервно почесал брюхо:
— Я просто хотел подразнить черномазого.
— Повернись спиной, — сказал Мордатый, — и заведи руки назад.
Я вытащил из-под рубашки пистолет и наставил дуло на эту парочку.
— Попробуйте только пикнуть, — предупредил я, — пристрелю.
Оба мгновенно превратились в ледяные скульптуры.
— Руки за голову, подойти и встать лицом к стене.
Они без звука выполнили требуемое. Я вытащил их табельное оружие. У Мордатого оказался стандартный 38-й калибр, зато у Мори — «магнум» 44-го калибра. С такой пушкой только на китов охотиться.
— Кто на коммутаторе? — спросил я.
— Мэдилин, — ответил Мордатый.
— Отлично. Итак, чтобы не причинить вреда ни себе, ни ей, сидите тихо, как в могиле. Я собираюсь открыть дверь другой камеры, но при этом глаз с вас не спущу.
Держа оба пистолета за дужки, я выскользнул из камеры и двинулся по коридору. На стене возле кабинета офицеров имелись пронумерованные выключатели: первая камера, вторая камера, третья камера, четвертая камера. Я нажал на кнопку '2' — и дверь закрылась, нажал '4' — и открылась камера Хоука. Он вышел и направился ко мне. Я протянул ему пистолеты.
Тридцать восьмой он вернул, и я заткнул его за пояс джинсов. Сорок четвертый «магнум» удобно устроился в его правой руке.
— Бонго, бонго, бонго? — уточнил он.
— Давай сюда диспетчера, — сказал я.
Мэдилин оказалась дамой лет пятидесяти пяти, и стройной назвать ее было нельзя. Она беззвучно прошла в камеру Хоука и села на койку. Дверь закрылась.
— У нас есть время, пока кто-нибудь из патрульных не вызовет управление и не всполошится, не получив ответа, — сказал я.
— Времени полно, — кивнул Хоук.
Мы вышли из полицейского участка на тихую улицу и направились к библиотеке. За ней все еще был припаркован «скайларк».
— Держи, — сказал я, взял с подоконника ключи и отдал их Хоуку. — Поведешь.
— К Сюзан? — спросил Хоук.
— Да.
— Первым делом они кинутся туда, — предположил Хоук, — когда узнают, что мы улизнули.
— Не имеет значения, — сказал я.
Мы вырулили из-за библиотеки и повернули направо в самом конце площади. Проехав по дороге примерно милю, мы снова свернули направо, а затем налево, на автостоянку у шестиэтажного городского дома. Даже при лунном свете было заметно, что в это здание вложена масса труда: кирпичные стены были отполированы песком и обработаны паром, все окна новые. Возле крыши имелась уйма гранитных узоров, а дверные перемычки оказались гранитными блоками.
Хоук припарковался прямо за черным ходом.
— Вон ее окно, — сказал он. — Хочешь позвонить или сразу полезешь?
До окна было рукой подать.
— Полезем, — решил я, и мы двинулись через автостоянку.
На стоянке, разделенной на площадки с номерами, было довольно много машин. Одна могла принадлежать Сюзан. Обычно я хорошо представлял себе ее машину, но сейчас засомневался.
— Приятель, она может быть не одна, — сказал Хоук.
— Надо проверить. Если мы позвоним и не получим ответа, все равно ведь войдем. Так уж лучше пропустить первое действие: времени у нас в обрез.
Мы остановились у окна. Я вытащил из кармана полицейский тридцать восьмой и разбил стекло на стыке верхней и нижней рамы, Хоук запустил в дыру руку и повернул задвижку.
Я поднял раму и неловкой змеей скользнул в проем и на пол. Хоук появился в комнате сразу за мной. На мгновение мы оба застыли. В квартире не раздавалось ни звука. Я поднялся на ноги. Справа находилась винтовая лестница.
Хоук ткнул туда пальцем.
— Спальня, — сказал он шепотом.
Я тихо поднимался по ступенькам. Хоук принялся бесшумно обыскивать первый этаж. Лестница закончилась небольшой площадкой, за которой находилась спальня. Я вошел и сразу уловил знакомый залах духов и лака для волос. Мне даже показалось, что я ощутил присутствие самой Сюзан. Кровать стояла слева параллельно низкому парапету, через который с балкончика спальни можно было наблюдать за происходящим внизу. Благодаря лунному свету, проникавшему через высокое арочное окно, здесь было гораздо светлее, чем в гостиной. Свет падал на пустую постель.
— Хоук, — позвал я спокойным голосом.
— Внизу никого, — отозвался он.
— Наверху тоже.
Я включил ночник у кровати. Комната показалась мне слишком уж прибранной. Постель была застелена. Сюзан оставила бы на видном месте помаду, духи, может быть, со стула свешивались бы колготки. На полу валялись бы туфли: одна — стоймя, другая — на боку. Но может, новая Сюзан сильно отличалась от той, которую я знал?
Я открыл дверцы шкафа. Внизу Хоук зажег остальной свет. Я услышал, как он поднимается по лестнице. Шкаф оказался в стену длиной и имел складные дверцы, убиравшиеся в разные стороны. В нем висели ее вещи, и я снова ощутил запах Сюзан. Одежда была развешана очень тщательно, с равными промежутками, чтобы не мялась. Сюзан было плевать, что на ней, но она всегда заботилась о том, что собиралась
