выражению Барнаби «изменение вооружения поставило нас в большую зависимость от целостности небронированных частей корабля, нежели чем это было тогда, когда корабль только был спроектирован». Эти радикальные изменения итогового проекта привели к неизбежному результату – в то время как более протяжённая цитадель с увеличенным запасом плавучести была отвергнута из-за меньшей прочности более тонкой брони (при том же её суммарном весе), более тяжёлые орудия всё-таки заняли место прежних более лёгких, хотя в расчёт не было принято сопутствующее этому уменьшение остойчивости забронированного пространства корпуса, что в целом отдавало корабль на милость состояния небронированной надстройки в оконечностях.
Носовая и кормовая надстройки, поднимающие верхнюю палубу на высоту 5-6 м, обеспечивали хорошую мореходность и немало способствовали повышению остойчивости, вместе с этим образуя пространство для офицерских кают. Носовая надстройка имела ширину 6,55 м, кормовая – 9,1 м. Между трубами возвышалась вентиляционная шахта, параллельно служащая основанием для ходовой рубки, мостик вокруг которой соединялся узкими переходами и носовой и кормовой надстройкой. Огонь по диаметральной плоскости в нос и корму, хотя и предполагавшийся номинально, на самом деле вызывал страшное сотрясение надстроек, так что стрелять прямо по курсу или наоборот допускалось только во время боя при самом критическом положении корабля; что же касается стрельбы каждой из башен на противоположный борт поверх палубы, то она сильнейшим образом встряхивала все надстройки, причём наиболее неприятно чувствовали себя люди в ходовой рубке.
Эта ходовая рубка была небронированной, но на одном мелкомасштабном отчётном чертеже перед носовой трубой показана небольшая броневая рубка. Поскольку поверх неё возвышалась штурманская рубка, а по бокам располагались вентиляционные раструбы, сильно ограничивающие обзор, об этой конструкции не приходится говорить как о полноценной боевой рубке. В то время необходимость в надёжно бронированном посте управления ещё не осознавалась со всей ясностью. Способы передачи приказаний и сигналов всё ещё оставались очень несовершенными, и полноценная боевая рубка в том её качестве, в котором она обрела форму в последующем, ещё не могла быть эффективным центральным постом управления кораблём в бою. Поэтому считалось неправильным и неоправданным расходовать вес на бронирование подобной цели – это объясняет, почему «рубки управления» (pilot towers), равно как и ранние боевые рубки были небольшими и слабо защищенными.
На приёмных ходовых испытаниях «Инфлексибл», сделав четыре пробега на мерной миле в Стоукс- Бей, развил среднюю скорость 14,75 уз при мощности 8407 л.с. – однако на них он вышел облегчённым, имея осадку всего 5,74 м носом и 7,0 м кормой. Четырёхлопастные гребные винты расценили как слишком большие для его машин и заменили их двухлопастными, а затем продолжили испытания. Вентиляция оказалась вне всякой критики, так что пребывание в машинных отделениях сделалось невыносимым: в итоге две вертикальных вентиляционных шахты к кожухам дымовых труб и ещё две к раструбам пришлось оснастить вытяжными вентиляторами и заборными шахтами свежего воздуха – в результате температура и в пределах цитадели, и в нижних палубах достигла допустимых значений. При естественной тяге корабль развивал 12,8 уз при 6500 л.с, к концу же службы он мог дать лишь около 10,5 уз.
С целью обеспечения остойчивости даже для случая, когда оконечности могли быть разнесены неприятельскими снарядами, метацентрическую высоту приняли равную 2,44 м; это, однако, сделало корабль склонным к быстрой бортовой качке. Хотя «Инфлексибл» и получился более устойчивым на волне, чем опасались, его период качки составлял всего 5,5 с, против 7 у «Беллерофона» и 8 у «Геркулеса», считавшихся устойчивыми кораблями с медленной качкой. Поэтому для достижения качеств лучшей орудийной платформы без ущерба для остойчивости теперь пустились на внедрение новинки – цистерн- успокоителей качки (их разместили в носу и корме; правда, носовые всё же чаще использовались просто для хранения воды). Они представляли собой большие балластные объёмы, соединённые между собой располагавшимися поперёк корпуса трубопроводами, через которые при качке вода перепускалась с борта на борт в противофазе с размахами судна. Корабельный журнал не отражает результатов применения этих цистерн-успокоителей, но по слухам, на практике вода не успевала переливаться из одной цистерны в другую достаточно быстро, так что амплитуда колебаний броненосца с борта на борт порой даже усиливалась, а не становилась меньше.4 В общем «Инфлексибл» прослужил в первой линии лишь семь лет, проведя их в два приёма в составе Средиземноморской эскадры, где его низкий надводный борт всего в 3 м высотой не был серьёзным недостатком.
Изначально задуманной в качестве боевой единицы только с лёгкими мачтами, «Инфлексибл» для плаваний мирного времени получил парусную оснастку брига, так что его экипаж имел возможность участвовать в парусных учениях вместе с остальным флотом. Мачты имели высоту 22,9 и 12,8 м, стеньги 14,0 м, брам-стеньги 11,9 м, реи были длиной 24,2 м, марса-реи 13,7 м и бом-брам-реи 11,1 м. Площадь парусов составляла 1718,7 м2, косых парусов он не нёс.
Эта оснастка, что нередко отмечал Барнаби, появилась «не вследствие расхождения во взглядах морских офицеров, а была частью итогового проекта, на которой настояли те, за кем оставалось окончательное решение» – восхитительная колкость по поводу предрассудков Уайтхолла. Тот, кто настоял на принятии этого абсурдного решения, повинен в совершении тяжелейшей ошибки, хотя корабль и страдал от этого всего четыре года. К 1885 г. полный рангоут уступил место боевым марсам, и во время ремонта «Инфлексибла» в том же году на нём установили шестовые мачты с круглыми боевыми марсами и лёгкими сигнальными реями. В 1900 г., когда его собирались «модернизировать» с добавлением батареи 6» орудий, верфь в Портсмуте изготовила для него оснастку «Султана» с двумя марсами на каждой мачте. Однако в итоге, как и в случае с «Дредноутом», согласия казначейства на эти расходы так и не последовало, так что этим мачтам было суждено много лет пролежать на угольной пристани как напоминание того, на что мог быть похож этот старый корабль на исходе его дней.
Внутреннее устройство «Инфлексибла» оказалось намного сложнее по сравнению с его предшественниками и после вступления корабля в строй путаницы в нижних палубах удалось избежать только благодаря изобретательности его первого командира кэптена Дж.А.Фишера.
«Инфлексибл» имел новую конструкцию, был напичкан сложными машинами и весь испещрён многочисленными отсеками и извилистыми коридорами; люди терялись, заблудившись в этих запутанных железных лабиринтах, не понимая, в какой палубе они находятся, в каком отсеке, и вообще, двигаются ли они в нос или корму корабля -так что командиру стало ясно, что когда он поведет свой корабль в бой, то в низах всё запутается окончательно и его приказы вообще вряд ли будут правильно переданы и поняты. Поэтому ему пришлось серьёзно взяться за дело и, призвав на помощь офицеров и применяя разнообразные и остроумные приёмы – такие как окраска переборок и коридоров в разные цвета, а также и другие новшества, он через несколько месяцев, лично наблюдая за всем, добился наведения порядка в этом хаосе сделал свои корабль ценной боевой машиной. Проводимые время от времени различные утомительные учения в нижних палубах при свете свечей, так необходимые для повышения боевой эффективности корабля, делались не для отвода глаз. Никто со стороны не имел представления о том, что происходит внутри этого корабля, и вполне возможно, что экипажи других кораблей полагали будто бы команда нашего доблестного гиганта по большей части предаётся сну – и это впечатление ещё более усиливалось, когда на борт прибывали офицеры с других кораблей и созерцали поднимающихся из мрачных низов матросов, которые моргали и щурились на дневной свет, словно совы.
Когда же на корабль прибыла адмиральская комиссия, именно такое впечатление и стало причиной
