оставалось, – это сверкающие серебряные платформы.
Ванесса не носила бюстгальтер, и стало видно, что груди у нее маленькие. Она напомнила Старки дочь его соседа. Он снова подумал, что она слишком изящная маленькая штучка, чтобы продавать себя по дешевке на улице. Плохи дела, Ванесса.
Она отбивалась, и Гриффин позволил ей вырваться, просто забавы ради. Но, пустившись бежать, Ванесса споткнулась и тяжело шлепнулась в грязь. Расширенными от ужаса, молящими глазами она смотрела снизу вверх на стоящего над ней Старки. Тот подумал, что она выглядит умилительно.
Девушка испуганно и жалобно скулила. Потом проговорила что-то сквозь кляп, одновременно пытаясь подняться на ноги. Что-то вроде: «За что? Я не сделала ничего плохого».
– Это игра, к которой мы пристрастились давным-давно, – по-английски произнес Старки. – Просто игра, милая. Провести время. Нас это развлекает. Сходи за краской, – велел он старшине Гриффину. – Пожалуй, красную на сей раз. Как ты смотришься в красном, Ванесса? Я думаю, красный – это твой цвет.
Он посмотрел ей прямо в глаза и спустил курок.
Глава 21
В первое утро по приезде в Вашингтон я встал около половины шестого. Все было как прежде, все по-старому, и мне это очень нравилось.
Я натянул форменную майку команды «Визардз», стародавние спортивные шорты времен Джорджтаунского университета и спустился на первый этаж. Свет в кухне еще не горел. Выходит, Нана еще не вставала, что было несколько удивительно.
Что ж, ей тоже положено время от времени немного отдохнуть, уж она-то это заслужила.
Я зашнуровал кроссовки и вышел пробежаться. И тотчас учуял знакомый запах реки Анакостия. Не самый приятный, зато родной. Я поставил себе задачу – не думать в это утро об Эллисе Купере, ожидающем своей участи в камере смертников. Пока что у меня это не получалось.
Наша округа сильно изменилась за последние несколько лет. Политики и бизнесмены сказали бы, что это только к лучшему, но я был не слишком в этом уверен. На шоссе 395-Юг шло строительство, и наклонный въезд на магистраль с Четвертой улицы был навсегда закрыт. Я не ожидал, что у нас в районе это затянется так надолго. Многие старые дома из коричневого камня, в окружении которых я вырос, были снесены.
Вместо них возводились таун-хаусы, которые, на мой взгляд, слишком отдавали духом Капитолийского холма. Появился также вульгарный гимнастический зал под названием «Рекорды». Некоторые дома щеголяли голубыми восьмиугольниками рекламы крупной электронной компании «Эй-ди-ти секьюрити сервис», знак любезности со стороны гигантской корпорации «Тайко». Некоторые улицы, ранее населенные беднотой, планомерно окультуривались. Но наркодельцы по-прежнему тут околачивались, особенно по мере приближения к Анакостии.
Имей мы возможность заглянуть в прошлое с помощью какой-нибудь машины времени в духе Уэллса, то увидели бы, что изначально городские планировщики имели ряд неплохих задумок. Например, через каждую пару кварталов был разбит парк с четко расчерченными тропинками и лужайками. Вероятно, когда-нибудь парки станут востребованы и обычными людьми, а не только наркоторговцами. По крайней мере хочется так думать.
На днях в газете «Вашингтон пост» появилась статья, где утверждалось, что часть местных жителей поддерживает наркодилеров. Что ж, кое-кто считает, что дилеры приносят больше пользы району, чем политики, – например, устраивают местные праздники или летом, в жару, снабжают детей деньгами на мороженое.
Я живу здесь с десяти лет, и, вероятно, мы и впредь останемся в юго-восточной части округа. Этот старый городской район дорог мне не просто как память. Я вижу его таким, каким он может стать в будущем.
Когда я вернулся домой с пробежки, свет в кухне все еще не горел. В голове у меня зазвучал сигнал тревоги.
Причем очень громко.
Я вышел из кухни и по узкому коридору двинулся к комнате Наны.
Глава 22
Осторожно приоткрыв дверь, я увидел, что Нана лежит в постели. Я осторожно проскользнул в комнату. На подоконнике сидела кошка Рози. При моем появлении она негромко мяукнула. Этакая сторожевая кошка на посту.
Я обежал глазами комнату. Увидел знакомый, оправленный в раму постер работы художника Ромаре Беардена[8] с изображением джазовых музыкантов; он называется «Завершая выступление в Лафайете».
На шкафу стояли десятки шляпных коробок. Шляпная коллекция Наны для особых случаев могла бы стать предметом зависти любого миллионера.
Тут я понял, что не слышу ее дыхания.
Я напряженно замер и вдруг почувствовал в голове громкий тревожный гул. С самого моего детства можно было по пальцам пересчитать те случаи, когда Нана почему-либо не встала спозаранку, чтобы приготовить завтрак. Застыв столбом посреди комнаты, я чувствовал, как переполняюсь детскими страхами.
О Господи, нет! Только не это.
Я подошел ближе и тут уловил слабое дыхание. Потом вдруг резко, как от испуга, Нана открыла глаза.
– Алекс? – прошептала она. – Что случилось? Почему ты здесь? Который час?
– Привет, родная. С тобой все нормально?
– Просто устала немного. Какая-то слабость сегодня утром. – Она скосила глаза на старые часы «Уэстклокс» на ночном столике. – Как, уже семь? О Господи. Половина утра пролетела.
– Хочешь, принесу тебе поесть? Как насчет того, чтобы позавтракать сегодня в постели? Я угощаю.
Она вздохнула:
– Наверное, я еще немного посплю, Алекс. Ты не возражаешь? Сможешь сам собрать детей в школу?
– Конечно. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Поговорим позже. Все отлично. Просто легкая усталость. Разбуди детей, Алекс.
Рози попыталась забраться к Нане в постель, но ей это не удалось.
– Брысь, кошка, – шикнула та.
Я разбудил всех троих – во всяком случае, так мне сначала показалось. Но потом пришлось будить Дженни и Дэймона во второй раз. Я поставил на стол их любимые готовые каши для завтрака и еще какие- то фрукты, а потом сделал себе яичницу-болтунью, причем проделал все особенно тщательно, чтобы компенсировать отсутствие Наны. Я подогрел молока Алексу, потом приготовил его фирменный завтрак и покормил малыша с ложки.
Дети отправились в школу, а я стал прибираться после их ухода. Потом вторично за утро сменил Алексу подгузники и поместил его в свежий нательный комбинезончик с пожарными машинками. Ему понравилось это дополнительное внимание, по-моему, он нашел его прелестным.
– Гляди не слишком-то привыкай к этому, приятель, – предостерег я его.
Я сходил посмотреть, как там Нана, и оказалось, что она все еще отдыхает. Если быть точным, она спала глубоким сном. На всякий случай я пару минут прислушивался к ее дыханию. Вроде бы все в порядке.
Спальня Наны дышала миром и покоем, но в этом умиротворении не было ничего от сахарной старушечьей благостности. В ногах кровати лежал пушистый, очень цветастый коврик, оранжево-пурпурный. Она говорит, что коврик придает легкость ее ногам.
Потом я забрал маленького Алекса наверх, в свою комнату, где собирался сделать кое-какую работу. Позвонил одному приятелю в Пентагон. Его зовут Кевин Кэссиди. Пару лет назад мы вместе работали над делом об убийстве.
Я рассказал ему о ситуации в Форт-Брэгге и о том, как мало времени осталось жить сержанту Куперу. Кевин выслушал, затем призвал меня быть предельно внимательным и осторожным.
– В армии много хороших людей, Алекс. Честных, благонамеренных, достойных всяческого уважения.
