сожалению, те сами принялись убивать мирных жителей. Уже много позже – сравнительно недавно – вы отдали приказ убить полковника Хэндлера. Хэндлер знал о вашей роли в трагедии Ан Лао. Скажи он правду – и ваша карьера была бы безнадежно погублена и вы могли бы даже оказаться в тюрьме. Вы сами отправились в глубь страны вместе со Старки, Харрисом и Гриффином. Вы тоже были там, Хатчинсон, в долине Ан Лао. Вы несете ответственность за все тамошние преступления. Вы были там – и вместе с вами «Слепых мышат» становится четверо.
Хатчинсон внезапно резко развернулся на стуле.
– Уокер, Таравела! – позвал он. – Можете заходить. Мы достаточно наслушались от этого ублюдка.
Через боковую дверь вошли двое мужчин. У обоих в руках были пистолеты, и они нацеливали их на меня.
– Что ж, теперь вам уже так просто не уйти, доктор Кросс, – сказал полковник Уокер. – Домой вы не вернетесь.
Глава 112
Мои руки оказались туго стянуты за спиной. Потом двое вооруженных мужчин вытолкали меня наружу и втиснули в багажник темного седана.
Я лежал там свернутый, словно одеяло или коврик. Для человека моих габаритов это было чувствительное сдавливание.
Я чувствовал, как машина по подъездной дорожке отъехала от дома Хатчинсона, перекатила через водосточный желоб и повернула на улицу.
Сначала седан бежал на умеренной скорости, не более двадцати миль в час, – это мы ехали по Вест- Пойнту. Потом прибавил ходу, и я понял, что мы выезжаем с территории.
Я не знал, кто сидит в машине. Не ведал, находится ли вместе со своими людьми сам генерал Хатчинсон. Ясным было только одно: меня скоро убьют. Я не представлял себе, каким образом мог бы выкарабкаться на сей раз. Я думал о детях и о Нане, о Джамилле и спрашивал себя: зачем мне снова понадобилось ставить под угрозу собственную жизнь? Было ли это признаком обстоятельности характера и высоких профессиональных качеств или же, напротив, признаком серьезного дефекта личности? Впрочем, какое это уже имеет значение?
Наконец машина свернула с ровной и гладкой шоссейной поверхности на довольно ухабистую дорогу, скорее всего немощеную. Я прикинул, что мы находимся милях в сорока от Вест-Пойнта. Итак, сколько еще мне оставалось жить?
Машина замедлила ход, потом остановилась, и я услышал, как дверцы открываются и с треском захлопываются снова. Затем откинулась крышка багажника.
Первое увиденное мною лицо было лицом Хатчинсона. Я не прочел в нем никаких чувств. Глаза его были совершенно бесстрастны. Точно два наставленных на меня пистолетных дула. В них не было ничего человеческого.
За полковником стояли двое с наведенными пистолетами. Их взгляды также были пусты и бесцветны.
– Что вы собираетесь сделать? – задал я вопрос, ответ на который был мне и так известен.
– То, что нам следовало сделать еще давно, когда вы были вместе с Оуэном Хэндлером. Убить вас, – ответил полковник Уокер.
– С максимальным пристрастием, – добавил генерал.
Глава 113
Меня приподняли, вытащили из багажника и бесцеремонно швырнули наземь. Я тяжело ударился боком. Боль пронзила мое тело. Я знал, что это только начало. Эти подонки были здесь затем, чтобы мучить и пытать меня перед тем, как прикончить. Руки у меня были связаны, и я ничего не мог поделать, чтобы воспрепятствовать этому.
Полковник Уокер протянул руку и разорвал на мне рубашку. Другой человек начал стаскивать с меня туфли, затем – брюки.
Неожиданно я оказался совершенно раздетым и дрожащим от холода посреди какого-то леса в северной части штата Нью-Йорк. Воздух был холодным, вероятно, градусов сорок [47].
– Ты знаешь, в чем состоит моя единственная вина? Знаешь, какую именно ошибку совершил я во Вьетнаме? – спросил Хатчинсон. – Я отдал этот треклятый приказ бороться с партизанами по-партизански. Они истребляли и калечили наших людей. Они практиковали терроризм и садизм. Старались запугать нас любыми средствами. Я не желал быть запуганным, не желал смиряться. Я отвечал им тем же, я сопротивлялся, Кросс. Точно так же, как сопротивляюсь сейчас.
– А также убивали мирных жителей, позорили свои войска и свою армию! – яростно выпалил я ему в лицо.
Генерал наклонился ко мне совсем близко:
– Ты не был там, а потому не смей говорить мне, что я делал, а чего – нет! Мы победили в долине Ан Лао. Там в ту пору мы говаривали, что существуют только два вида, две породы людей – те, кто вздрючивает, и те, кого вздрючивают. Я из первой породы, Кросс. Догадываешься, кто в таком случае ты?
Полковник Уокер и другой человек держали наготове краску и кисти. Они начали наносить холодную краску на мое тело.
– Мы решили, что тебе понравится ощущение, – сказал Уокер. – Я тоже воевал в долине Ан Лао. Ты собираешься сообщить обо мне в газету «Вашингтон пост»?
Я ничего не мог сделать, чтобы им помешать. И поблизости не было никого, кто бы мог помочь мне. Я был гол беззащитен, одинок в целом мире, и сейчас, в эту минуту, меня мазали краской. Оставляли визитную карточку перед тем, как убить.
Меня трясло на холодном воздухе. По их глазам я видел, что убить меня для них ровно ничего не значит. Они убивали и прежде. Того же Оуэна Хэндлера.
Сколько еще мне осталось? Несколько минут? Быть может, несколько часов мучений. И все.
Из темноты раздался выстрел. Он прозвучал откуда-то со стороны передних фар голубого седана, который привез меня сюда. Какого черта?!
На лице полковника Уокера образовалась черная дыра, прямо под правым глазом. Струёй хлынула кровь. Он неуклюже плюхнулся навзничь, с тяжелым стуком ударяясь о грунт. Задней части его головы больше не было, ее просто снесло.
Второй военный попытался пригнуться, и пуля пробила его скрюченный позвоночник. Он пронзительно вскрикнул, упал и перекатился прямо через меня.
Я увидел мужчин, кишащей массой высыпающих из леса, – их было не менее полудюжины. Что за дьявольщина явилась мне на выручку?
Потом в лунном свете стали вырисовываться их лица. Мать честная! Я не знал их имен, но знал, кто они и кто их послал – либо чтобы следить за мной, либо расправиться с генералом Хатчинсоном.
«Призраки усопших».
Люди Тран Ван Лю следили за мной. А быть может, за Хатчинсоном.
Они разговаривали между собой по-вьетнамски. Я не понимал ни слова из их речи. Двое из них схватили генерала и бросили наземь. Они принялись бить его ногами по голове, по груди, по животу, по гениталиям. Он вскрикивал от боли, но избиение продолжалось – так, словно они и не слышали его воплей.
Меня они оставили лежать и пока не трогали. Но я не питал на сей счет иллюзий – я был для них нежелательным свидетелем. Я лежал, прижавшись лицом к земле, и наблюдал за расправой над генералом с наиболее низкой и выигрышной точки. Избиение генерала Хатчинсона выглядело чем-то нереальным и совершенно бесчеловечным, словно выполняли его не люди, а какие-то машины. Теперь они пинали также полковника Уокера и другого военного. Избивали мертвых! Один из них вытащил зазубренный нож и принялся резать Хатчинсона. Истошный вопль генерала пронзил ночную тьму. Было очевидно, что они не собираются его немедленно убивать, их цель – причинить ему физические страдания. Пытать, истязать, устрашать. Сеять террор.
Один из отряда Лю достал соломенную куклу и бросил в Хатчинсона. Потом ударил его ножом в нижнюю часть живота. Хатчинсон закричал снова. Эта рана не должна была быть смертельной. Пытке надлежало
