Помещение быстро заполнялось. Новость распространилась быстро. Телевизионщики уже устанавливали камеры. Репортеры местных газет и стрингеры, представляющие таблоиды, телеграфные агентства и общенациональные новостные каналы, стекались в зал. Синди уже стояла в проходе. Оглядевшись, Юки увидела сидящих в средних рядах Клэр и Линдси. А вот матери подсудимого, Елены Бринкли, нигде видно не было.
К своему месту прошел Микки Шерман в прекрасно пошитом синем костюме. Он положил на стол свой металлический кейс, кивнул Юки и достал телефон.
И тут же зазвонил ее сотовый.
— Лен, — сказала она, взглянув на дисплей, — они готовы.
— А я у своего треклятого кардиолога, — проворчал Паризи. — Держи меня в курсе.
Боковая дверь открылась, и бейлиф ввел в зал заседаний Альфреда Бринкли.
Глава 124
Повязку с головы Бринкли сняли, и под ней обнаружилась вертикальная полоска швов, пересекавшая лоб от середины до линии волос. Синяки под глазами поблекли до желтовато-зеленого цвета переваренного яичного белка.
Бейлиф отстегнул поясные цепи, снял наручники, и подсудимый опустился на стул рядом со своим адвокатом.
Дверь совещательной комнаты, справа от скамьи присяжных, открылась, и в зал один за другим прошли двенадцать членов жюри и двое запасных. Все выглядели как нельзя лучше: мужчины подстрижены, в свежих костюмах, у женщин — стильные прически, на руках и шее — украшения. Ни на Юки, ни на подсудимого никто не смотрел, и вообще держались они напряженно и скованно, как будто спорили до самого последнего момента и пришли к окончательному согласию всего лишь час назад.
Последним свое место занял судья Мур. Откашлявшись и протерев очки, он повернулся в сторону старшины присяжных:
— Насколько я понимаю, жюри вынесло свой вердикт?
— Да, ваша честь.
— Передайте, пожалуйста, вердикт бейлифу.
Старшина жюри, плотник с длинными, до плеч, блондинистыми волосами и пожелтевшими от никотина пальцами, протянул сложенный листок судебному приставу, который, в свою очередь, передал его судье.
Судья Мур развернул листок, пробежал по нему глазами и, подняв голову, попросил присутствующих соблюдать порядок, проявлять уважение к суду и удерживаться от проявления эмоций после того, как вердикт будет оглашен.
Юки положила руки на стол. Рядом с ней тяжело дышал Дэвид Хейл.
Судья прочистил горло и начал читать:
— По обвинению в убийстве первой степени Андреа Канелло жюри признает подсудимого, Альфреда Бринкли, невиновным по причине психического заболевания или психической неполноценности.
Юки показалось, что ее сейчас вырвет.
Она вжалась в спинку стула, едва слыша доносящийся как будто издалека голос судьи, зачитывающего имена жертв и бьющую наотмашь формулировку — «признать невиновным по причине невменяемости».
Когда Юки поднялась, рядом уже стояли Линдси и Клэр. Они так и стояли втроем, пока на Бринкли снова надевали наручники. И они видели, как он смотрел на Юки.
Это был странный взгляд — пустой, бессмысленный и в то же время насмешливый, издевательский. Юки не поняла, что хочет сказать этим взглядом Бринкли, но почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. А потом Бринкли обратился к ней:
— Хорошая была попытка, мисс Кастеллано. Очень хорошая попытка. Но знаете что? Кому-то придется заплатить.
Один из охранников подтолкнул Бринкли в спину, и тот, бросив еще один загадочный взгляд в сторону Юки, побрел по проходу.
Больной или здоровый, вменяемый или нет — в любом случае Альфреда Бринкли убрали с улицы на долгие годы. Юки это знала.
И все равно — ей было страшно.
Глава 125
Месяц спустя мы с Конклином пришли в Альта-Плаза-парк, туда, где все началось.
Навстречу нам шел по дорожке Генри Тайлер. Ветер дул ему в лицо, хлеща по ногам полами пальто. Подойдя ближе, он протянул руку Конклину, потом повернулся ко мне:
— Вы вернули нас к жизни. У меня нет слов, чтобы выразить вам всю нашу благодарность.
Тайлер окликнул жену и дочь, игравшую на странной шестиугольной площадке, представлявшей собой усовершенствованный вариант известного гимнастического снаряда «джунгли». Мэдисон повернулась, узнала нас, и лицо ее осветила улыбка. Спрыгнув с перекладины, она побежала к нам.
Генри Тайлер подхватил девочку на руки. Мэдисон забралась ему на плечо и крепко обняла нас с Конклином.
— Вы — мои любимцы, — прошептала она.
Несколько секунд мы так и стояли, обнявшись и улыбаясь друг другу. Потом Генри опустил дочку на землю и посмотрел на нас. Лицо его сияло от счастья.
— Мы все так вам признательны. Я, Лиз, Мэдди — мы ваши друзья на всю жизнь.
Слезы подступили к глазам.
Бывают дни, когда ты чувствуешь, что быть копом не так уж плохо.
Возвращаясь по дорожке к машине, мы с Ричем снова говорили о том, каким трудным оказалось дело, — столько рутины, малоприятного общения с киллерами и наркоманами, тупики…
— А в итоге такой вот поворот и совершенно счастливая развязка, — сказала я.
Рич остановился и положил руку мне на плечо.
— Давай немного постоим.
Я села на согретые солнцем широкие каменные ступеньки, и он опустился рядом. Похоже, ему хотелось что-то мне сказать.
— Линдси, ты думаешь, будто я тобой увлекся, но, поверь мне, это нечто большее.
Впервые за все время мне было больно смотреть ему в глаза. Воспоминания о том случае в лос- анджелесском отеле до сих пор вгоняли меня в краску.
— Ты можешь дать мне шанс? Давай сходим пообедать, а? Я не стану приставать, Линдси. Я только хочу… а, черт…
Должно быть он прочитал что-то на моем лице и замолчал. Потом покачал головой и похлопал меня по руке.
— Все, все, ни слова больше. Я уже заткнулся.
Теперь уже я взяла его за руку:
— Извини, Рич, мне очень жаль.
— Не надо. Проехали… забудь… Я ничего не говорил, ладно? — Он попытался улыбнуться, и это у него почти получилось. — Несколько лет терапии, и все пройдет.
— Терапии?
— Как, по-твоему, это помогает? Нет. — Он рассмеялся. — Просто… я знаю, что чувствую к тебе, и этого почти достаточно.
