— Руки!
— Мы без оружия, мистер, можете обыскать, — говорит Мартин.
Я успеваю разглядеть только высокие фермерские штиблеты, голубую застиранную рубаху и широкую, расшитую золотыми блестками повязку на рукаве.
— Поедете с нами, — говорит верзила.
— Куда? — рискует спросить Мартин.
— Узнаешь.
Мы повинуемся. Скакать нельзя, потому что замаскированные бандиты — иного наименования для них найти не могу — оказываются уже на лошадях, до этого, должно быть, привязанных где-то за деревьями. Так мы и едем по тому же проселку, плотно окруженные вооруженными всадниками. Верзила вдруг останавливается, снимает платок с лица и закуривает.
— Узнал меня, стрелок?
— По голосу, — говорю я.
— Метко стреляешь. Если бы не хозяин, мы бы еще пощелкали. А то мне даже пришлось за разбитую бутылку платить.
— Могу отдать, друг Пасква.
— Запомнил, значит? И я запомнил.
Куда и зачем нас везут? Ограбить? У нас ничего ценного с собой не было, кроме нескольких сот франков наличными. Но отнять их они могли бы и на полянке у костра. Убить? Но и убить можно было там же, благо лесная дорога темна и пустынна. И сейчас, когда я узнал верзилу из «Веселого петуха» в Сильвервилле, я понял, что мы нужны не ему. Значит, Тур Мердок где-то поблизости.
На развилке поворачиваем влево. Еще полчаса — и мы уже у ворот забора, уходящего в глубину леса. В сутках здесь восемнадцать часов, и ночь, давно начавшаяся, уже тает в предрассветном тумане. Отлично виден высокий забор из толстых, почти четырехметровых бревен, совсем как у Стила больше полстолетия назад. Нас никто не встречает, и Пасква, толкнув незапертую дверь, пропускает меня и Мартина вперед, в комнату с огромным камином, в котором горят целые бревна. Этот огонь и является единственным освещением комнаты, где несколько человек за непокрытым деревянным столом играют в карты.
Пасква проходит в дверь, незаметную где-то в глубине комнаты, и тотчас же возвращается.
— Ано может войти, а Мартин пока останется здесь.
— Месье Ано, — говорю я ему, — и твердо запомните это на будущее.
Пасква не отвечает, Мартин тоже молча садится на скамью у камина. А я вхожу в другую комнату, такую же бревенчатую, без обоев, но хорошо меблированную и с большим мягким ковром на полу. В комнате светло, хотя и освещает ее только десяток толстых свечей в грубых деревянных подсвечниках. Встречает меня сам Тур Мердок.
— Садитесь, месье Ано, — приветливая улыбка играет на его губах, и тонкая, почти женская, рука указывает на одно из двух обитых красным бархатом кресел. — Рад видеть вас в моей летней берлоге.
Я начинаю злиться.
— Приглашение с вооруженным эскортом?
— А вы бы приехали иначе?
— Мне нужно было наверняка. И я знал, что вы поедете верхом, знал, и когда вы поедете.
— Откуда?
— Это мой маленький секрет, месье Ано, но, чтобы вы не мучились над его разгадкой, я вам скажу: у меня есть кое-кто и в сенаторском окружении. Я даже знаю о вашем назначении. И самое главное — вы мне нужны. Тем более, что мы договорились обо всем еще в Сильвервилле.
Я решаю, как говорится, брать быка за рога.
— Так что же вы предлагаете, мистер Мердок, и что требуется от меня?
— Я предлагаю вам десять тысяч франков. Первую половину вы получите по приезде в Город, от моего банковского агента. Остаток по окончании дела.
— Крупно играете, Мердок, — говорю я, намеренно опуская «мистера».
Мердок принимает вызов.
— Чем крупнее игра, Ано, тем интереснее игрокам. Моя ставка в этой игре десять тысяч. Ваша — голос сенатора Стила, поданный за легализацию моей партии.
— Какую цену может иметь один голос Стила?
— Огромную. За ним проголосуют вое аграрии и цеховые старосты.
— Цеховые старосты — это лидеры профессиональных союзов? — спрашиваю я, не замечая, что прибегаю к земной терминологии.
Но Мердок замечает.
— Странный жаргон у вас, — кривится он, — мы так не говорим.
— Кстати, я даже не знаю, что такое трудовики.
— Доновановское крыло популистов. Несколько старых мечтателей и мальчишки, вообразившие себя взрослыми.
— Вот видите, — говорю я, — с моим опытом в политике трудно согласиться на вашу игру. Предлагаю другие условия. Никаких авансов. Выйдет — хорошо, не выйдет — не взыщите.
— Так почему же отказываться от пяти тысяч? Не понимаю ваших мотивов.
— Я никогда не беру денег взаймы, если не уверен в том, что могу их отдать.
— Но в игру входите?
— Рискну.
— Может быть, подключить и Дональда Мартина?
— У меня есть другое предложение о Мартине. Устройте его репортером в вашу газету.
Мердок молчит. Тогда я бесцеремонно открываю дверь и кричу.
— Мартин, входи!
Мартин входит с искательной улыбкой.
— Вы никогда не работали в газете, Мартин?
— Нет, но тщательно готовился дома. И ваша газета мне нравится больше других, — не спеша поясняет Мартин. — Нравится ее подход к событиям, умение опередить полицию, проникнуть в тайну случившегося раньше профессиональных следователей, раскрыть скандал в благородном семействе или сомнительную репутацию какого-нибудь якобы безгрешного деятеля…
Мердок явно доволен. Я тоже.
— Ведь вы умница, Ано, — смеется Мердок после ухода Мартина. — Угадали, что нам понадобится свой человек в кулуарах сената. Только учтите срочность соглашения.
И вот мы снова на лесной дороге с ухабами и болотцами. То съезжаемся, то отстаем или опережаем друг друга. Разговаривать трудно, и я вновь размышляю о соглашении с Мердоком. Ведь легализация реставраторов мне ненавистна: когда-то я и мои друзья боролись против полицейской диктатуры. Не собирался я убеждать Стила и явно рисковал, обманывая Мердока. Зачем? Нет, Мердок мне нужен, как и Стил, чтобы понять политическую структуру этого, выросшего уже без постороннего вмешательства мира. Даже обманывая Мердока, я искал ему аналог на Земле. Может быть, это здешний фон Тадден, фигура у нас давно провалившаяся и потому явно обреченная на провал и здесь, хотя мысль у обоих одна и та же реставрация прошлого. С фон Тадденом роднит Мердока и политическая одержимость, почти фанатизм, желание действительно вернуть «золотой век», несомненный опыт искусного оратора и политического авантюриста. Есть в нем и черты главарей мафии: их сметливый и подлый ум, смелость и расчетливость игрока, жажда власти. Вое это я высказываю Мартину.
— Философствуешь, — говорит он, одерживая лошадь. — А, пожалуй, похоже. Только одного не понимаю: ты же все равно обманешь Мердока.
— Обману, чтобы помешать.
— Для чего? Ему и Стил помешает.
— Мы еще не знаем соотношение сил в сенате. Может быть, Стил ошибается. Мы вообще не знаем города. Что здесь осталось, что родилось и что выросло? Вот и начнем изучать. Я — сверху, ты — снизу.
— Ну, изучим, а дальше?
