дальнейших встреч представлялась проблематичной, а то, что Лера не из тех девушек, которые легко идут на любые контакты, было ясно после первого вечера. Кружить такой голову — просто грех.
Только думай — не думай, а не явиться на назначенную встречу и вовсе недопустимо. Без десяти два Алексей по сбитым бетонным ступеням спустился на асфальтовый пятачок, к которому сбегались со всех сторон стежки-дорожки, предусмотренные и не предусмотренные строителями. Там уже топтался Герка.
— Договорились с Танькой, — заговорщицким шепотом сообщил он, обещала подойти!
— Когда? — Алексей здоровался с приятелем без особого удовольствия тот явно был лишним.
— В два.
Да, ситуация… Девочки явно встретятся, если и вовсе не придут вместе. Тем более, что какой-то договор вчера действительно имел место.
— Пройдем ко мне, посидим, — продолжал развивать мысль Герка. — Олега нужно позвать — он здорово умеет компанию поддержать.
— Слушай, Гер, — Алексей решил быть предельно откровенным. — С Олегом сам договаривайся — это его дело, а на меня не рассчитывай. Леру я уведу, не обижайся.
— А что такое? — не понял Герка.
— Ничего. Просто с ней вдвоем мне интереснее, чем в компании. Устраивает такой расклад?
Герка недоумевающе посмотрел на Алексея:
— Как хочешь… Вообще-то напрасно думаешь, что вы мне помешаете.
Девушки, как и положено, опоздали минут на десять.
Пришли опять втроем: Лера, Таня, третью — высокую, гибкую, с гривкой непокорных волос — Алексей не знал, но Герка приветствовал ее как старую знакомую:
— О, привет, Анжела! — и заторопился. — Пойдем, посидим у нас немного, отдохнем, потом прошвырнемся куда-нибудь!
Чинно прошествовали мимо администратора, поднялись на четвертый этаж. В геркином номере был накрыт стол — постарался! — даже несколько цветков торчало в пожелтевшем от чая стакане.
Татьяна захлопала в ладоши, чмокнула хозяина в щеку:
— Гера, ты — прелесть, я это еще вчера заметила. Правда, девочки?
— Усаживайтесь, — широким жестом хозяина пригласил гостей Герка, — я пойду Олега позову.
Вернулся он минут через десять, заявил с порога:
— Нет Олега, ну ничего, я Яниса пригласил, сейчас придет. Чем с утра занимались?
Таня что-то ответила. Алексей не слушал. Он смотрел сбоку на лицо Леры, на то, как солнце золотит ее щеку, на длинные, подрагивающие ресницы и чувствовал, как глухими, сильными толчками бьется сердце.
'Нелепость какая-то, — думал Алексей. — Второй раз вижу девчонку, не знаю о ней ничего, а волнуюсь, как мальчишка… Даешь, старик! Занятно, неужели ты еще на такое способен? '
Лера засмеялась над чем-то, посмотрела на Алексея, и тогда он, глядя в золотистые точки в ее глазах, нагнулся поближе и шепнул:
— Лера, давай убежим!
— Куда?
— Не знаю, куда-нибудь. Сейчас здесь опять придется дурака валять, а мне не хочется. И потом говорят, третий — лишний. Две пары здесь есть, обойдутся без нас. Бежим?
Она кивнула.
— Ребята, не скучайте, — Алексей поднялся первым, — мы скоро придем, и уже закрывая дверь, добавил: — Может быть.
Неизвестно, кто выстроил эту крепость на обрывистом морском берегу. Впрочем, крепость — громко сказано, просто протянувшаяся на десятки метров стена из обломков жесткого, выветрившегося ракушечника. Исторической ценности она явно не имела, разве что для мальчишек. Но в этот серый ветреный день крепость была пуста.
Лера устроилась на гребне стены, Алексей стоял рядом, пытался раскурить сигарету.
— Расскажи что-нибудь… — просьба Леры прозвучала неожиданно.
— Что?
— Что хочешь. Тебе много приходится ездить?
— Много. Командировок у нас хватает.
— Завидую. Знаешь, Ленинград — прекрасный город, но… Я иногда физически чувствую, что увязла, закружилась по бесконечному кругу. Люди, дела, разговоры — все одинаково безликое, монотонное. Надоело…
— Думаешь, разъезды спасут? Рано или поздно они тоже сольются в единый поток. Сначала он кажется пестрым, а потом цвета сливаются, как на стремительно несущейся ленте. Тебе вот уже здесь надоело, скучно, домой хочется, потом и там наскучит недельки через две-три.
Лера невесело рассмеялась:
— Боюсь, что быстрее. Но ведь это страшно, Алеша!
— Страшно, — согласился Алексей. — 'Всего трудней переживать, наверное, неторопливых будней торжество'… Только знаешь, может, это и выспренне звучит, в конечном итоге все равно все зависит только от нас. Не хныкать, не ждать, а стараться жить. Именно жить, а не существовать.
— Жить… — как эхо отозвалась Лера. — И получается у тебя?
— Не всегда, — рассмеялся Алексей, — но я стараюсь!
Ту-ту-ту-ту…
Перестук колес 'Красной стрелы', Пулково и Быково, 'На посадку приглашаются пассажиры…', телефонные автоматы, звонки, звонки, звонки сумасшедшие полтора года. Запутанные переулки Москвы, набухающая водой невская волна, скамейки в скверах, а иногда — если очень повезет — неуютные одноместные номера с 'удобствами' в коридоре и — постоянное ожидание требовательного стука в дверь. 'Я люблю тебя…' И снова звонки, звонки, звонки…
Он был счастлив, ведь это была его жизнь, их жизнь. А Лера?
'Мне легко с тобой, Алеша. Понимаешь, ты настолько свой… Ничего не стыдно, ничего не страшно'.
'Звезда упала. Странно, не могу вспомнить, видела ли я когда-нибудь, как падают звезды. А теперь даже желание успела загадать. Это из-за тебя, мой любимый. Я как-то по-другому на все смотрю, по- другому вижу. Ты мне счастье принес'…
И только иногда, как булавочные уколы:
'Жизнь, Алешенька, сказок не принимает. Одеваться нужно? Нужно. И обуваться тоже. И скатерти- самобранки пока не изобрели'…
'В идеалы, милый, нынче не верят. Предыдущие поколения все лозунги поистрепали, да так ничего и не добились. Ну, хорошо, кое-чего добились для нас. А сами-то они что видали? '
Ту-ту-ту-ту…
— Междугородняя? Девушка, как там с Ленинградом? А когда…
Ту-ту-ту-ту… На телефонной трубке — высохшие отпечатки ладоней…
— Алеша, вставай, на работу опоздаешь. Господи, накурил-то! Что случилось? Сынок, что с тобой?
— Ничего. Так, мам, пустяки. Ничего страшного. Ну, честное слово, все в порядке. Ладно, поехал я.
— Алексей, завтрак?!
— Не хочется, в институте поем!
Автобус уже стоял на углу, в крайнем окне виднелась значительная физиономия Струбеля. Шофер опять не протер сидения — сыро, противно. Постепенно подтягивались сотрудники, на последнем сидении теснились студенты — даровая рабочая сила. В деканате их пребывание в лаборатории наверняка высокопарно именуют 'научно-производственным обучением'. Наконец автобус тронулся, забарахтался в липком тумане, затопившем город. Уплыли, остались позади кварталы новостройки, облепленные желтой глиной; замелькали за окнами домики пригородной зоны, показалась монументальная фигура Шамошвалова,
