— Твой парень уже давно дразнил гусей. Это был только вопрос времени.
— Он правда погиб?
— Конечно, правда. С ним разделались там, в горах… Не солдаты, не федералы, точно не они. Это были ребята из своих.
— Кто?
— Да какая разница, кто? Ты же знаешь, какими делишками занимался твой Блондин. Совал свои карты в чужую колоду. Вот в конце концов кто-то и стукнул на него.
Огонек сигары снова вспыхнул. Дон Эпифанио раскрыл записную книжку. Приблизив ее к пламени свечей, он наугад перелистывал страницы.
— Ты читала, что тут?
— Я просто принесла ее вам, как он велел. Я ничего в этом не понимаю.
Дон Эпифанио кивнул, думая о своем. Ему явно было неуютно.
— Бедняга Блондин сам себе вырыл эту яму, — наконец проговорил он.
Теперь она смотрела перед собой, туда, где в сумраке висели экс-вото и засохшие цветы.
— Какой там, к черту, бедняга! Этот мерзавец даже не подумал обо мне.
Ей удалось произнести это без дрожи в голосе. Не оборачиваясь, она почувствовала, что дон Эпифанио повернулся и смотрит на нее.
— Тебе повезло, — услышала она. — Ты пока жива.
Некоторое время он продолжал сидеть неподвижно. Изучая ее. Аромат гаванской сигары смешивался с запахом свечей и ладана, дымящегося в курильнице рядом с бюстом святого разбойника.
— Что ты собираешься делать? — спросил он наконец.
— Не знаю, — в свою очередь пожала плечами Тереса. — Блондин говорил, что вы мне поможете. Отдай ему книжку и попроси помочь тебе. Так он сказал.
— Твой Блондин всегда был оптимистом.
Пустота в желудке стала еще глубже. Душный дымок свечей, потрескивание огоньков перед Мальверде.
Жарко и сыро. Внезапно ее охватило невыносимое разочарование. Ей захотелось вскочить, ударом загасить свечи и выскочить на улицу, глотнуть свежего воздуха.
И вновь броситься бежать, если ей это еще позволят.
Но снова посмотрев перед собой, она увидела; та, другая Тереса Мендоса сидит напротив, в упор глядя на нее. А может, это она сама сидела там, молча глядя на испуганную женщину, съежившуюся на скамейке рядом с доном Эпифанио, и на коленях у нее — бесполезный пистолет.
— Он очень любил вас, — услышала она собственный голос, Дон Эпифанио поерзал на скамейке. Порядочный человек — так всегда говорил о нем Блондин. Хороший хозяин, справедливый и с понятиями. Другого такого у меня не было.
— И я его любил. — Дон Эпифанио произнес это тихо, словно боясь, что телохранитель у двери услышит, как он ударился в сантименты, — И тебя тоже… Но этими своими выходками он подвел тебя под монастырь.
— Мне нужна помощь.
— Я не могу в это вмешиваться.
— У вас много власти.
Он досадливо и нетерпеливо пощелкал языком. А потом объяснил — почти шепотом, все время исподтишка поглядывая на охранника: в этом деле власть — вещь относительная, эфемерная и подчинена сложным правилам. И, подчеркнул дон Эпифанио, он сохраняет приобретенную власть потому, что не роет там, где не надо. Блондин больше не работает на него; это дело его нынешних боссов. А эти люди карают всех одинаково.
— Лично против тебя, Тересита, они ничего не имеют. Ты же их знаешь. Но они делают свои дела вот таким образом… Они должны подавать пример.
— Но вы могли бы поговорить с ними. Сказать им, что я ничего не знаю.
— Да им и так отлично известно, что ты ничего не знаешь. Проблема не в том… Я не могу вмешиваться в это. В наших краях тому, кто просит взаймы сегодня, назавтра приходится расплачиваться.
Теперь он смотрел на «дабл-игл», который она держала на коленях, небрежно положив руку на рукоятку.
Он знал, что Блондин давно научил ее стрелять — научил так, что она выбивала шесть из шести жестянок из-под пива «Пасифико», одну за другой, с десяти шагов. Блондин всегда любил «Пасифико» и боевых женщин, хотя Тереса терпеть не могла пива и пугалась каждого пистолетного выстрела.
— А кроме того, — продолжал дон Эпифанио, — то, что ты мне рассказала, еще больше осложняет ситуацию, Не могут же они позволить, чтобы ухлопали их человека, и тем более кто — женщина!.. Да над ними будет смеяться весь Синалоа.
Тереса посмотрела в его темные бесстрастные глаза. Встретила жесткий взгляд индейца- северянина.
Взгляд того, кому удалось выжить.
— Я не могу вмешиваться в это, — снова услышала она.
И дон Эпифанио встал. Ничего не вышло, подумала она. Это конец всему. Пустота в желудке стала огромной, охватила собой ночь, подкарауливавшую снаружи, как неизбежность. Тереса сдалась, однако женщина, наблюдавшая за ней из полумрака, сдаваться не захотела.
— Блондин сказал, что вы мне поможете, — упрямо повторила она, будто самой себе. — Отнеси ему книжку и отдай — в обмен на твою жизнь. Так он сказал.
— Твой парень слишком любил пошутить.
— Не знаю. В этом я ничего не понимаю. Но я знаю то, что он мне сказал.
Это прозвучало скорее жалобой, чем мольбой. Неприкрытой, очень горькой жалобой. Или упреком. Произнеся эти слова, она мгновение помолчала, затем подняла голову, как обессилевший преступник в ожидании приговора. Дон Эпифанио стоял перед ней — он казался еще крупнее и массивнее, чем обычно. Его пальцы постукивали по записной книжке Блондина.
— Тересита.
— Да.
Он продолжал постукивать пальцами по книжке.
Тереса увидела, как он перевел взгляд на образ святого, затем на телохранителя у двери и опять на нее. А потом снова на пистолет.
— Ты точно ничего не читала?
— Клянусь вам. А что я должна была читать?
Наступило молчание. Долгое, как агония, подумала она. В тишине было слышно, как потрескивают фитили свечей на алтаре.
— У тебя есть только одна возможность, — проговорил он наконец.
Она уцепилась за эти слова мгновенно ожившим, точно после пары доз кокаина, мозгом. Та, другая женщина исчезла в темноте. Это снова была она, Тереса. А может, наоборот.
— Мне хватит и одной, — сказала она.
— У тебя есть паспорт?
— Да. С американской визой.
— А деньги?
— Двадцать тысяч долларов и немного в песо. — Охваченная полыхнувшей надеждой, она распахнула стоявшую у ног сумку. — Вот… И еще пакет порошка — унций десять-двенадцать.
— Порошок оставь. Там опасно таскать это с собой… Машину водить умеешь?
— Нет. — Это она сказала, уже встав и внимательно, в упор глядя на него. Сейчас вся она была сосредоточена на одним: остаться в живых. — У меня даже прав нет.
— Сомневаюсь, что ты сумеешь перебраться на ту сторону. Тебя засекут на границе, да и там, среди гринго, ты не будешь в безопасности… Тебе лучше всего уехать прямо сейчас, этой же ночью. Я могу дать тебе машину с надежным водителем… Это я могу. И еще сказать ему, чтобы отвез тебя в столицу. А там сядешь на первый же самолет.
