клонированными с обложки глянцевого журнала. Будучи проституткой, блондинка добилась бы многого. Всю положенную в их среде иерархию она прошла бы без труда и стала бы, к примеру, женой крупного банковского воротилы-еврея или бандита.
Меня затопляла злость, именно затопляла, как пишут в старых книгах. Я воображал, что беру в одну руку меч, а в другую топор и превращаюсь в берсеркера. Передо мной тысячи врагов, и каждый из них боится меня, сошедшего с палубы боевого драккара.
Но мой начальник по-прежнему сидит за столом и повторяет…
Когда-то, будучи либерально настроенным, я сторонился насилия, мне оно казалось чем-то грязным, неприличным, таким же мерзким, как свинина для ортодоксального иудея. Но вспоминая о кривом рте начальника, из которого несло пивом, я воображаю кулак, разбивающий эти пухлые губы. Губешки, похожие на рыбок-мутантов. Они расплющиваются и брызжут соком, словно раздавленные клюковки.
Я заметил, что блондинка идет в подозрительно знакомом для меня направлении. Точнее — прямиком к моему дому, который был уже через дорогу. Мы стоим в ожидании зеленого света.
Руки заплясали, когда пришлось вытягивать из пачки сигарету.
Я поспорил сам с собой, правда ли Света идет туда, куда я думаю. Оказалось, что правда. Я выиграл. В нашем доме два подъезда, он пятиэтажный. Когда-то подобные им коробочки предназначались для советской рабочей интеллигенции. Сейчас в них живут опустившиеся потомки этой мифической прослойки. Рабочая интеллигенция в России если не вымерла полностью, то близка к этому. Для нее впору устраивать охраняемые заповедники, главными посетителями которых станут евреи- и полуевреи- и четвертьевреи — олигархи. Я снова выиграл спор с собой, в какой подъезд войдет блондинка.
Вошла в мой. Я сел на скамейку перед раскрошившимся крылечком и курил, пока сигарета не кончилась. Вероятно, Белая женщина приходила к подружке либо знакомому-любовнику — начальнику- любовнику. Хотя нет, у нас в доме не живут крупные шишки. Остаются подружка и просто знакомый- любовник.
Если все так, то это просто кошмар. Я не умею отбивать женщин у их кавалеров.
На работе у меня есть одна сварливая толстая брюнетка, не оставляющая попыток меня соблазнить. Не понимаю, как она не устает вращать глазами. Почему-то бедняжка думает, что это возымеет действие. Но если брюнетка не отвечает моему либидо, у нее нет шансов.
Мне пришлось задать себе самому вопрос: чего я хочу?
Ответа на него тогда не было.
Человек, которого позже мы звали Генералом, пришел ко мне тем же вечером. Его привлекли происходящие во мне перемены.
Он сел напротив меня, внимательно глядя через очки. Я спросил, в чем дело.
— Я слышал ваш разговор с Поляковым, — сказал Генерал. — Я не подслушивал — случайно получилось.
Пришлось кивнуть. Разумеется, все подслушивают абсолютно не нарочно. Этот человек работал вместе со мной, ничем особым не выделялся, за исключением нескольких случаев, когда я видел его на улицах в компании странных людей. На рабочем месте Генерал — типичный русский интеллигент, тихий, покладистый. Вещь в себе.
И странные хмурые люди, идущие вместе с ним. Что странного в них? Не знаю. Казалось, они все занимаются одним дело — не работают над чем-то вместе, а посвящают собственную жизнь какой-то цели. Больше никак я эту странность определить не могу.
Приход Генерала стал настоящей неожиданностью. Не помню, когда в последний раз у меня бывали гости. В квартире, конечно, развал. Я извинился, однако визитер сдержанно промолчал.
— Какие у вас мысли по поводу вашей стычки?
Я молчал.
— Я слышал, как обозвал вас Поляков, — уточнил Генерал. — Вы считаете оскорбление справедливым?
— Нет, конечно.
— Хорошо.
— Что «хорошо»?
— По крайней мере, вы не безразличны. Это вселяет надежду.
— На что? — Совсем не понимаю, к чему он клонит. У него довольно щуплая фигура, он ниже меня, ненамного, у него светлые соломенные волосы и яркие голубые глаза, в отличие от моих темно-русых волос и серых глаз. Тем не менее у нас было большое сходство. Его характер в тот вечер мне не был понятен.
— Вас беззастенчиво оскорбляют на рабочем месте, начальник помыкает вами, — сказал Генерал, — он знает, что вы ничего ему не сделаете, а если отважитесь, на вас обрушится вся сила закона, которая ставит насилие со стороны белого человека на одну ступень с самыми тяжкими преступлениями либерального мира. Сегодня все живут по таким законам. Все люди. Все белые люди.
Мне потребовалось время, чтобы переварить сказанное. Я был в каком-то сонном состоянии, я устал.
— Если у вас есть вопросы, я отвечу.
— Пока нет.
Генерал был решителен. Его взгляд просверлил во мне две дыры.
— Вы поставили под сомнение, что Сивинский правильно женился на представительнице иной расы.
Я тупо моргнул.
— Иной расы?
— Его жена — турчанка по происхождению, — сказал Генерал.
Да, до меня начало доходить, о чем идет речь. Этот разговор перекликался почти напрямую с тем, что было днем. Я вспомнил дагестанцев, пытавшихся остановить блондинку. До того вялый и спокойный, я мигом разозлился. Кровь опять взбунтовалась.
— В этом корень конфликта между вами и Поляковым.
Я ответил, что никакого конфликта нет, просто… просто… Какого дьявола?
Генерал умел ждать и быть сдержанным.
— Вы выразили свое мнение, это произошло, может быть, случайно, а Поляков почувствовал угрозу для своего собственного мира. Вы покусились на святая святых. На всеобщую политику интеграции.
Я сказал, что не совсем понимаю, о чем идет речь, что устал и что мои мозги не работают.
Генерал словно меня гипнотизировал.
— Из таких вот мелочей, когда их много, складывается общая картина. В один прекрасный день человек спрашивает: что же происходит? Как насчет вас?
— Не знаю, — сказал я. — Мне нет дела до Сивинского и до его жены, какой бы она ни была.
— Хорошо. А вас не удивила реакция Полякова? Ведь не в его адрес вы позволили себе иронию?
— Не знаю, — повторил я.
— Рыбак рыбака видит издалека, — сказал Генерал, — и Поляков и Сивинский — евреи по отцу, полукровки.
— Откуда вы знаете?
— Неважно. На самом деле они поддерживают довольно близкие отношения. Поляков был на его свадьбе.
— А мне наплевать.
— Логично. Конечно, сами эти факты интересны только в коротком временном отрезке. Вероятно, вы уже выбросили из головы все произошедшее. Но не забывайте об общей картине.
Я пообещал, что не забуду.
Передо мной был совсем не тот человек, которого я привык видеть на работе. Казалось, со мной разговаривает переодетый в гражданское полководец, только что вернувшийся из района боевых действий. Внутри этого худого жилистого блондина прятался стальной стержень.
С какой бы целью он не пришел ко мне, я чувствовал, что это важно. Для нас обоих.
Ему хотелось доверять — я чувствовал наш общий ритм. У меня не было слов, чтобы объяснить все
