не смог спасти свою семью. Умирает его родина. Всё что он делал последние три года после инаугурации – всё блеф, всё не стоит ничего. Он сам зарыдал без слёз. Ему захотелось умереть.
– Господин Президент!
Валерий поднял голову. Рядом с ним стоял Семён Тимошук – майор из службы безопасности – уже старый мужик. Это был единственный человек, с которым он мог поговорить по душам, и выпить по сто грамм, не боясь сказать лишнего. Он сам просил Тимошука называть себя на «ты», когда они общались один на один, тот соглашался, но никогда так не делал. Никогда, но только не сегодня:
– Валера. Там тоже твой народ (он указал рукой в сторону выхода из зала). И ты им нужен. Сегодня, как никогда. Без Президента будет хаос. А сейчас надо поспать. Впереди у тебя – тяжёлый день.
Не смотря на призывы к панибратству, в другой бы раз от такого обращения Президент бы скривился. Но только не сегодня. Тимошук напомнил ему отца, который вечность назад его, корпевшего над учебниками перед поступлением в университет, загонял спать. Он устало ответил старому майору:
– Да, Семён. Нам надо поспать. Впереди у нас много тяжёлых дней.
3.2.
Заросли закончились внезапно. Радист вздохнул с облегчением. И тут же уновцы остановились, натолкнувшись на решётку, закрывавшую весь тоннель. Путь вперёд закрыт. Сзади приближались дикари. Между решёткой и зарослями было метров пять свободного пространства. Спецназовцы быстро перерезарядили оружие, готовясь к бою, возможно последнему. Вдруг со стороны решётки включился свет. Два мощных прожектора ослепили спецназовцев и осветили заросли за ними. Со стороны прожекторов кто- то в приказном тоне крикнул:
– Бросайте оружие на эту сторону решётки.
По ту сторону решётки, в столбе ослепительного света появились две тени. Тени приближались и оказались людьми. Оба были в каких-то чёрных балахонах с капюшонами. У одно в руках – Калашников. У второго – странный предмет, видимо, тоже оружие.
Несколько бойцов уже навели на них своё оружие – это подошедших нисколько не расстроило, они повторили требование:
– Бросайте оружие.
Лекарь насмешливо парировал:
– Может мне ещё штаны снять и очко раздвинуть?
Один из незнакомцев, не обращая внимание на сарказм, спокойно сказал:
– У вас есть два варианта: бросить оружие на эту сторону решётки, после чего мы откроем вам проход. Или гордо умереть с оружием в руках, когда Лес начнёт вас душить, а лесники грызть глотки.
Дехтер обратился к главному более миролюбивым тоном:
– У нас там осталось три товарища. Помогите их отбить.
– Боюсь ни вы, ни я, да и никто, кроме Господа Бога, помочь им уже не сможет. Вам лучше теперь подумать о себе.
Улюлюкание дикарей приближалось. Рахманов быстро думал. По ту сторону решётки были явно цивилизованные люди, может быть именно те, к кому они пришли на помощь. У местных пока нет оснований им доверять и поэтому их требования справедливы. Скорее всего, они окажутся друзьями, а если и нет, то лучше уж быть расстрелянным или повешенным, чем загрызенным этими тварями. Рахманов коснулся плеча Дехтера и бросил через решетку свой автомат.
Дехтер, секунду помедлив, сделал тоже самое и скомандовал:
– Сдать оружие. Это – свои.
Бойцы неуверенно стали перекидывать через проёмы решёток оружие. Подошло ещё несколько человек в балахонах, невозмутимо собирая оружие. Решётку открывать не спешили, и Дехтер стал не на шутку переживать. А вдруг сейчас они уйдут, не открыв решётки. По приближающемуся топоту было слышно, что дикарям осталось пройти метров тридцать.
Но когда всё оружие было собрано, первый говоривший, не спеша, открыл решётчатую дверь. Уновцы быстро вбежали внутрь. Дикари поняли, что добыча ушла и как-то жалобно заскулили. А мужчина в балахоне, который здесь был старшим, спокойно сообщил:
– Я знаю, что у вас ещё осталось оружие. Мы не будем вас пока обыскивать, но не вздумайте глупить… И ещё, мы сейчас вас всех проверим на ленточников. Подходите по одному, командир – первым, остальные остаются у решётки.
Никто не понял на что их будут проверять. Дехтер подошёл первым. Он понял, почему незнакомец вёл себя так уверенно. Впереди весь проход был забит людьми: лежащими на полу, сидящими и стоящими. В руках этих людей было странного вида оружие, направленное в их стороны. Местных было человек тридцать и все были в таких же балахонах.
Ему отодвинули воротник, посветили в затылок фонарём, что-то там высматривая, а потом несильно укололи шею чем-то острым. На вопрос: «что вы делаете», ответа он не получил. Эта же странная манипуляция была проведена и с остальными уновцами. Затем старший балахончик удовлетворённо сказал:
– Всё нормально. Если у вас есть противогазы – одевайте. Там, куда мы идём, радиация будет повыше..
Они направились за «балахоном» в сторону прожекторов. Командир отряда скомандовал кому-то:
– Ведём их в Верхний Лагерь.
Уновцы, следуя за провожатым, прошли ещё метров двадцать по туннелю, потом свернули в какой-то коридор. Два или три раза в темноте перед ними открывались и закрывались двери, видимо герметичные. Они подмылись по лестницам. В конце-концов они вошли в довольно просторный холл.
Первое, на что обратил внимание Радист, это тошнотворно-сладковатый запах гнилого мяса. Этот запах он стал слышать уже за решёткой, но сейчас он стал почти невыносим. «Уж не жрут ли они падаль?» – подумал про себя Радист. Помещение освещалось тремя тусклыми лампочками. У стен помещения стояли ветхие сооружения из картона и фанеры. Туда-сюда медленно передвигались люди в балахонах. По походке и проступающему под балахонами бюсту было видно, что некоторые из них – женщины. Лиц, да и вообще обнажённых частей тела, ни у кого видно не было. На руках у всех – перчатки. Человек двадцать стражи окружила уновцев со всех сторон, после чего командир балахонщиков, спокойно сказал:
– Позвольте, мы закончим обыск.
Их обыскали несколько человек в балахонах, после чего на постеленной для этих целей грязной тряпке, появилась горка пистолетов, ножей, запасных рожков к автоматам, гранат ручных, гранат к подствольным гранатомётам и прочего добра.
– Теперь, господа, попрошу всех сесть на пол, не перешептываться, не пытаться встать. Сами понимаете, в случае нарушения одного из этих несложных правил, мы можем умертвить нарушителя. Мы будем беседовать с каждым из вас в отдельности, дабы узнать, кто вы, откуда и зачем пожаловали в наш мирный лагерь. Если мы выявим малейшую ложь или несоответствие в рассказе кого-либо из вас – не серчайте. Наказание, увы, -смерть. Нам, как вы знаете, терять уже нечего…
– Да мы из московского метро, пришли по вашему вызову к вам на помощь, – гаркнул Дехтер.
Из стражи кто-то зло парировал:
– Я так и понял: ленточники они с московской линии. А помощь мы твою, сука, знаем. Мечтаешь гнид своих к нам в лагерь пересадить…
Кто-то другой его перебил:
– Да нет, для ленточников они слишком откормлены. Те ж дохлые все, дохлее нас будут. И с шеями у них всё нормально, на иглу не реагируют. Америкосы это, вам говорю. Я никогда в перемирие с ними не верил. Вот ведь, сзади решили подползти. К стенке их надо, или наверх голых повыгонять, пусть пешком дуют в свою Америку.
Рахманов решил, что он должен вступить в диспут:
– Да про какую Америку вы говорите, господа. Мы – россияне, мы из Московского метро. Услышали
