— Лучше не бежать. Мы ведь не хотим привлекать к себе внимание?
— Понял, — сказал Газза.
Но в это время заплаточники, преданные своей Императрицей несмотря на ее обещание наградить их, начали сознавать, что Нефаури собирается устроить здесь массовую бойню, и побежали прочь.
Нефаури не знал, с чего начать свое разрушительно дело. Воспользовавшись его отвлечением, Кэнди и Газза начали медленно, шаг за шагом, отступать по горячей земле. Они сделали девять шагов, и связь черных созвездий исчезла. Клубящееся движение продолжалось, но теперь темнота начала собираться в одном месте. Если у существа мог быть глаз, то, вероятно, это он и был.
— Оно на нас смотрит, — сказала Кэнди.
— Да, мне тоже так кажется.
— Может, нам лучше…
— Остановиться? — спросил Газза.
— Да.
Они остановились. Но это не помогло. Глаз продолжил притягивать нити темноты. Очень скоро он исчерпает возможности увеличения тьмы и плотности. Тогда его убийственная сила заработает вовсю.
Темнота мерцала. Кэнди посмотрела на Газзу, и в эту секунду один из заплаточников по правую сторону от существа потерял выдержку и бросился бежать. Нефаури повернулся. Не всем телом, а лишь той небольшой частью, где находился притягивающий тьму глаз. Краткий взгляд, посланая вперед смазанная тень, и заплаточник, настоящий громила, исчез, как будто его проглотила тьма. Кэнди и Газза развернулись и помчались прочь. Это было больно. Как же это было больно! Хотя выход души Зефарио ранил ее, и тело Кэнди болело, боль, как ни странно, была хорошей: она говорила, что Кэнди жива, и как это хорошо — быть живой.
Ради такого стоило побегать. Чтобы жить дальше, найти время для всех чудес Часов, помочь исцелить их раны и подольше быть вместе с молодым человеком, мчавшимся рядом с ней. За секунду все это промелькнуло в ее уме, а тело, наполненное яростью и благодарностью, несло ее по искореженной земле — все это и еще одно: тайна Двадцать Пятого часа, Времени Вне Времени. Там хранилась тайна, о которой она не знала ничего, кроме самого факта ее существования, и она никогда не узнает Абарат до тех пор, пока ее не разгадает.
Столько еще дел — исследовать, решать,
Бежать по такой земле было трудно; несколько раз они спотыкались и едва не падали, но удерживали друг друга от падения. Был у них и третий спутник, хотя Кэнди его не видела. Их сопровождала одна из абаратских чаек. Кэнди слышала, что где-то над ее головой хлопают огромные крылья, и однажды ей показалось, что она ее заметила, но это был краткий миг, и увиденное выглядело слишком большим и нелепым, поэтому она решила, что бурное воображение играет с ней шутки. Впрочем, сомнений не было — птица летела рядом. Чем дальше они убегали от Нефаури, тем громче хлопали крылья. Наконец, Кэнди замедлила бег и обернулась. Трудно было понять, как далеко они находятся.
Даже за то краткое время, пока они бежали, пейзаж изменился. Ветер поменял направление, и дым от вулкана уходил на север, к Краю Мира. Он почти полностью скрыл собой остатки Бурехода вместе с большей частью северного склона Галигали. Дым рассеивался, только когда приближался к Нефаури. Или же это создание его поглощало? Похоже, так оно и было. Рядом с дымом Нефаури принимал желтушный оттенок, словно вдыхая из облака частицы серы и уничтожая своими необычными способами осколки раскаленного белого камня, которые висели во вселенной Нефаури, похожие на зарождающиеся звезды.
Все это — дым, похищаемое желтое разложение, яркие белые звезды, — она охватила одним кратким взглядом. А затем, осознав, чего она
Заплаточников больше не было. Исчезли все: горящие фигуры, те, что лишь слегка обгорели, и даже такие, кто вышел из Бурехода целым и невредимым. Нефаури уничтожил всех. Теперь ему не было нужды откладывать расправу. Кэнди и Газза стали его единственной целью. И он направился к ним.
В третий раз она не оборачивалась. Не было нужды. Она чувствовала движение пришельца и глубокую дрожь земли, по которой бежали они с Газзой.
Навстречу ним из толпы на дальнем конце острова выходили люди. Во главе этой компании был Джон Хват, который шел, разведя руки в стороны. Жест был оптимистичным, но выражение лица говорило об обратном. Даже на таком расстоянии Кэнди видела, что Хват смотрит мимо Кэнди и Газзы. Он видел Нефаури. Готовилось нечто ужасное, и это невозможно было выразить словами.
— Дела плохи, — сказала птица. — Он нападает.
При звуках этого голоса сердце Кэнди едва не выпрыгнуло из груди.
— Шалопуто?
Она замедлила бег, ища глазами птицу и, не сумев обнаружить, остановилась. Внезапно к ней опустилось нечто и зависло прямо перед лицом. Это действительно был Шалопуто. Точнее, его голова; рана на шее затянулась, а кожистые отростки по обе стороны головы взмахивали, удерживая ее в воздухе.
— Ты жив! — Несмотря на отчаянную ситуацию, она не могла не засмеяться. — Ха! Только посмотри на себя!
— Так рождаются тылкрысы, — произнес он. — Головы с ушами-крыльями. Тела мы можем отрастить вновь. Я выращу новое, когда все это закончится.
— Ты мне никогда не говорил.
— А ты не спрашивала.
— Это самое странное, что я видел в своей жизни, — сказал Джон Ворчун.
— Не согласен, — возразил Джон Змей.
— Ну разумеется ты не согласен! — воскликнул Джон Хват.
— Эй! Я рад, что Шалопуто жив, — сказал Газза, — но у нас все равно неприятности.
Нефаури больше их не преследовал. Он остановился в двадцати метрах от Кэнди, Газзы и Шалопуто. Хотя за время своего путешествия по Абарату Кэнди довелось наблюдать многочисленные образы силы, она никогда не видела ничего, что могло бы сравниться с этим. Нефаури был огромен — смутная масса противоречий. Несмотря на свою газообразно-жидкую форму, в нем имелись места, где сгустившаяся тьма отливала сталью, и другие, где тонкие линии, нарисованные этой тьмой, прорезали многочисленные предыдущие — сложная матрица перекрещивающихся линий, темнее, чем тьма, в которой они были вырезаны.
— Ого, — сказал Джон Филей.
— Что он делает?
— Ничего хорошего, — ответила Кэнди.
Во тьме возникло нисходящее движение; сила вещества давила на затвердевающую лаву. Она начала трескаться: в земле появились зазубренные щели, которые быстро устремились к Кэнди и Газзе. Ни в движении этих трещин, ни в свете, изливавшемся оттуда, не было ничего мистического. Трещины контролировал Нефаури, и они достигали расплавленной лавы, что двигалась под островом.
Теперь их возвращение к Хвату и остальным было невозможно. Самая широкая из трещин — два метра в ширину, и она продолжала расти, — возникла именно для того, чтобы отрезать их от друзей. Их гнали к северо-западному краю острова, где воды моря Изабеллы превращались в ревущие, неподвластные никакой силе потоки, которые неслись мимо берега Окалины и переливались через Край Мира. Даже берега как такового здесь не было. Черная лава становилась чуть круче, а потом сталкивалась с паникующими водами, падавшими в Забвение.
Нефаури был чужим, его ум — тень на стене комнаты, где повседневностью были худшие зверства, какие только одно живое существо может причинить другому. Все, что он знал, это как насаждать страх и как его умножить. В случае юной ведьмы и ее друзей он просто вынудил их отступать к морю, пока они не оказались перед выбором между двуми смертями — прыгнуть в белые воды Изабеллы и утонуть или упасть в одну из трещин и сгореть заживо.
Таков был его общий замысел. Но трещины на земле продвигались не так быстро, как он планировал. У него возникли более неотложные дела, чем наблюдение за гибелью маленькой ведьмы. Он пришел сюда, чтобы увидеть возвышение женщины по имени Бабуля Ветошь, в чьи руки жрецы его вида вложили
