Мы взгромоздили большое кресло из дерева и металла на парапет, и сразу несколько рук протянулось, дабы половчее нацелить его так, чтобы, по мнению собравшихся, оно упало если не на оба бескаркасных недоразумения, так хотя бы уж на одно из них точно, — а затем мы его отпустили.
Когда кресло приземлилось, наши глотки исторгли единый ликующий вопль, потому что оно ударило по одной из «мошонок», откуда, как из шланга, брызнула мощная струя полистироловых шариков, пролетевших через всю автостоянку, превращенную теперь в живописную свалку; след их походил на белоснежное перо гигантской птицы, устремившееся в сторону ограды из провисших цепей.
— Послушайте, если мы сбросим аквариум, испытают ли рыбки состояние невесомости? Ну, так сказать, двойную невесомость?.. Да я просто шучу.
— Фэй, а этот старый стол тебе нужен?
— Я нашел еще бутылки!
Фэй посмотрела на Кула широко раскрытыми глазами. Затем прищелкнула пальцами.
— А, ящик этой жуткой «Кавы», который мой дядя купил в «Теско» чуть ли не задарма! Помнишь?
Кул взял обеими руками ее голову и поцеловал.
— Я так и знал, что когда-нибудь он пригодится для чего-то. Пить эту гадость все равно невозможно.
И он нырнул в чрево своего чердака. Последовал нескончаемый поток бутылок самой разной емкости, вдребезги разлетавшихся на асфальте под нестройное улюлюканье. Народ ставил оценки в баллах — и за технику, и за артистизм.
— Кен, это же ты все начал, правда?
Обернувшись, я увидел Никки с ее костылями, лицо у нее было сердитым.
Я поднял руки.
— Виноват, — произнес я, удивленный ее разгневанным видом, — А в чем, собственно, дело?
— Выбрасывать совершенно доброкачественную пишу дурно, Кен, — заявила она, покачивая головой, будто обращалась к ребенку, которому необходимо объяснять, что не следует разрисовывать обои мелками.
— Там лишь фрукты, да и то совсем немного, — заметил я, — да и те, скорее всего…
— Ох, Кен, — снова покачала головой Никки.
Она отвернулась и заковыляла прочь.
Кул явился с картонной коробкой, наполненной бутылками с надписью «Кава» на этикетках, и начал совать их в жадно потянувшиеся руки.
— Только для метания, — предупреждал он серьезным тоном. — Не пейте ни в коем случае.
Я решил было протолкаться сквозь ряды жаждущих «Ка-вы», но кружок, обступивший Куда, оказался слишком уж тесным.
К Эйми я вернулся с поднятыми руками.
— Не огорчайся, — утешила она меня.
Мы стояли, прислонившись спиной к выходящему на восток парапету. Эйми протянула мне руку для пожатия.
— Ты придумал хорошую игру, Кен. — Она раскраснелась, выглядела возбужденной.
— Ну уж не знаю, — проговорил я, не отпуская ее руки, — Прежде она мне нравилась больше.
— Правда?
Послышались новые радостные возгласы, это начали разрываться бутылки, полные «Кавой», причем достаточно громко.
— Сперва потрясите их, сперва потрясите! — закричал кто-то.
— Да уж, — вздохнул я, — можешь назвать меня пуристом, но такое ощущение, что душа всей этой затеи куда-то улетучилась, когда мы переключились с фруктов на все остальное и тем утратили свой любительский статус.
— Нельзя жить прошлым, Кен.
— Пожалуй, да.
— Мы можем гордиться, что стояли у истоков.
— Ты права. Так чья это была мысль, моя или твоя?
— Возможно, общая.
— Наверное.
— Точно.
— Великие умы мыслят одинаково.
— Просто пришло время, вот идея и родилась.
— Я имею в виду не авторство, а достигнутый результат.
— Судьба.
— Ее дитя[7].
— Синхронность.
— «Полиция»[8],— произнес я в тот момент, когда ощутил свой мобильник (поставленный, кстати, на режим вибрации).
Когда я вытаскивал его из кармана пиджака, зазвучал и сигнал на телефоне у Эйми, это была какая- то классическая мелодия, которую я знал, но не мог вспомнить название.
— Ха-ха, — рассмеялась она, — вот уж действительно синхронность.
Я тоже рассмеялся и посмотрел на дисплей моего телефона; это был мой режиссер, звонивший из офиса. Услышав, что поблизости зазвонили еще два мобильника, я обратил внимание, что и стационарный телефон в пентхаусе, кажется, тоже трезвонит, и смутно подивился, какая такая спешная причина могла заставить сразу столько людей получить срочные вызовы, да еще в такое время, днем, в начале третьего, в сентябрьский вторник.
— Да, Фил, — сказал я в трубку.
Эйми тоже отвечала на свой вызов.
— Что?
— Что?
— Нью-Йорк?
— Что именно?
— Где?
— Всемирный торговый центр? А разве?..
— Самолет? Какой, типа аэробуса, что-то в этом роде?
— Ты хочешь сказать, два этих здоровенных… мм… небоскреба?
Кул двинулся в дом сквозь толпу, в которой то и дело оживали все новые телефоны; на лицах гостей появлялось озадаченное выражение, атмосфера стала меняться, среди присутствующих пробежал холодок. Кул направлялся в главный «объем», не переставая говорить с кем-то по своему сотовому.
— Да… да… Сейчас включу телевизор.
Разнос, учиненный в среду
— Теперь эти — «Наполовину человек, наполовину вялый крекер». Ихтемочка к «Миссия невыполнима»[9]. Давненько мы ее не крутили, Фил. Ты на что-то намекаешь таким названием?
— Не я, босс.
— Точно, Фил?
Я посмотрел на него через стол. Мы находились в нашей обычной студии на радиостанции «В прямом эфире — столица!». Меня окружали сплошные мониторы, кнопки и клавиатуры, словно я торговал на товарной бирже. Вот какими они стали, наши студии, за тот относительно короткий срок, который я провел
