дружкой переругиваются: «Почему дороги не уступаешь?»
Умчались машины. За горизонт убежали доругиваться. На дороге ни души. То есть как ни души? Одна душа есть. А с Тамарой целых две. Стриженый мальчонка впереди шагает. А следом за мальчонкой... Тамара как увидела, дышать перестала: следом за мальчонкой гадюка ползет. Тамара ее сразу узнала: черное кнутовище с серыми жилками.
Тамара шаг шагнула, а дальше страх не пускает. Холодным воздухом в затылок дышит, и волосы от того дыхания шевелятся.
Бежать... Назад... Нет! Гадюка по следам мальчонки ползет. А мальчонка, стриженая голова, идет и ни о чем не догадывается. Что делать? Что делать? Она еще раздумывает! Не раздумывать надо, а мальчонку спасать.
Пересилила Тамара страх, подбежал и — трах! — припечатала гадюку подошвой к земле. Не уйдешь, гадина!
Гадина-то не уйдет, а Тамара? Разве Тамара уйдет? Да стоит ей только ногой шевельнуть, как гадюка выскользнет из-под башмачка и... Нет, об этом лучше не думать. Лучше вот так, ладошку кверху и — стоп машина! Увидит ее шофер и затормозит.
Увидел один и не остановился. Только рукой взмахнул. Решил, что Тамара его приветствует.
Еще одна бежит. Стоп, машина!
И эта промчалась мимо. Даже прикрикнула на Тамару: «Не задерживай!»
Заплакала Тамара. Стоит и в кулак хнычет. От обиды, что ее никто замечать не хочет.
Вдруг тормоза взвизгнули. Из кабины шофер высунулся:
— Эй, чего там стоишь и хнычешь?
— Я не просто стою...
— А как же?
— Я на гадюке стою...
— Что?!
Выскочил шофер из кабины, к Тамаре подбежал и в лице посерел. Большой, а тоже гадюки испугался. Но только ненадолго. Схватил лопату и срубил гадюке голову. А Тамару домой отвез. И всем про Тамару рассказал. А сама Тамара про себя никому ничего не сказала. Чтобы никто не знал, как она гадюки испугалась и в три ручья ревела.
ГРАЧ И ТОСЯ
Грач был стар и хитер. А Тося была маленькая и несмышленая. Тося жила на краю деревни, возле школьного кукурузного поля. А грач жил где придется. Но обедать прилетал только на кукурузное поле, где выколупывал из почвы вкусные зерна. Вот из-за этого у Тоси с грачом и разгорелась война.
Конечно, Тося не знала, что грач — хитрая птица. А грач знал, что у Тоси всего две маленькие ручки. И сколько Тося ими ни маши — взлететь не сможет. А грач может. У него ведь не руки, а крылья. Так что догнать его Тосе ни за что не удастся.
— Кыш, противный... Кыш! — громко кричала Тося, увидев грача на кукурузном поле. При этом, чтобы еще больше напугать белоносого дармоеда, она хлопала в ладоши.
Грач в душе был, наверное, артистом. Услышав Тосины аплодисменты, он прерывал обед, поднимал голову и церемонно кланялся.
Возможно, конечно, Тосе только так казалось, что он кланяется. Во всяком случае, это окончательно выводило ее из себя, и она переходила к более активным действиям: хватала хворостину и, размахивая ею, как саблей, шла на грача. Поединок с птицей не приносил Тосе успеха. Грач ведь не самолет, ему для взлета не требуется большой площадки. Он с места взмывал вверх и приземлялся на другом конце поля. Здесь, не обращая внимания на Тосю, он принимался за прерванное занятие, с аппетитом уплетал кукурузные зерна. И Тося не выдерживала. Она ведь была самой обыкновенной девочкой, а у всех обыкновенных девочек, как известно, глаза на мокром месте. Тося задавала ревака и плелась домой.
Так было и на этот раз.
У дома на завалинке сидел неизвестный человек и мамиными ножницами (Тося сразу узнала их) вырезал из красной бумаги... флажки.
Глаза у Тоси мгновенно высохли. Во-первых, от любопытства — неизвестные люди не часто навещали колхоз, в котором она жила. Во-вторых, потому, что неизвестный вырезал... флажки. По Тосиному календарю, что висел у нее над кроватью, в ближайшие два-три месяца не предвиделось никаких праздников. Зачем же он вырезал красные флажки?
— Здравствуйте, — сказала Тося.
Незнакомец поднял голову и улыбнулся Тосе, как старой знакомой.
— Зачем вам флажки? — спросила Тося.
— Это не мне, — сказал незнакомец. — Это тебе. — И он научил Тосю тому, о чем будет рассказано ниже.
В полдень следующего дня грач, как обычно, прилетел на кукурузное поле и стал беспокойно кружить над ним. Может быть, он высматривал местечко по-вкуснее? Вряд ли, потому что не прошло и минуты, как грач, словно подброшенный неведомой силой, взмыл вверх и шарахнулся в сторону. Этой силой был страх. Страх не перед девочкой Тосей с ее двумя маленькими ручками, а страх перед кукурузным полем, замахнувшимся на грача множеством зеленых, белых, синих, красных рук — флажков. Они стояли по всему полю на ножках-колышках и, размахивая разноцветными ладошками, грозили вслед улетавшему грачу. А Тося? Тося смотрела на все это из своего домика, приплюснув курносый нос к оконному стеклу, и очень гордилась делом своих рук.
А незнакомец? Незнакомца и след простыл. От мамы Тося только и узнала, что он был корреспондентом пионерской газеты. Ну а то, что впоследствии он расскажет про грача и Тосю в этой книжке, даже мама не могла знать.
