Тюриченко тяжело опустился на землю. Шоферы разбрасывали в стороны и засыпали землей обломки горящего самолета. Командиры штаба оказывали первую помощь пострадавшим детям, относили к чинаре тела убитых.
К генералу подошел один из шоферов и протянул обшитую серым шинельным сукном фляжку.
— У нас тут немного вина, — проговорил он. — Выпейте, товарищ генерал, вам легче станет.
Тюриченко взял фляжку и припал к ней обожженными губами. Терпкое освежающее вино взбодрило его. Меньше стали чувствоваться ожоги.
— Узнайте фамилию мальчика, — приказал он адъютанту.
Тот кинулся к сбившейся кучке детей.
— Владимир Кошуба, товарищ генерал, — доложил он, возвратившись.
— Кошуба, — задумчиво повторил генерал. — Был у меня в гражданскую один Кошуба… Реляцию написал?
— Так точно.
— Читай.
— «Во время передвижения частей корпуса огнем из винтовки вышеуказанный мальчик…»
— Что, что? — забывая о боли, крикнул генерал. — Отставить!
Адъютант испуганно замолчал.
— Ты что это — о подвиге пишешь или опись канцелярских дел? «Вышеуказанный»! «Во время передвижения»! Пиши, я продиктую… Сам ты нижеупоминающийся!
Одна за другой подошли санитарные машины. Начальник санитарной службы корпуса бросился было осматривать ожоги генерала, но Тюриченко отстранил его и, кивнув в сторону Вовки, приказал:
— Сначала его!
Врач осмотрел не приходящего в сознание мальчика.
— Его нужно срочно в госпиталь. Желательно в большой город, где есть все условия для лечения. Лучше всего в Краснодар: там поспокойней, чем в приморских городах.
— Что с ним? — спросил представитель Ставки.
— Ожоги и перелом левой руки. Опасности для жизни нет, но весьма болезненно.
— Что ж, Алексей Константинович, — обратился представитель Ставки к Тюриченко, — отдавай приказ, кто временно останется командовать корпусом, и ложись-ка с мальцом в один госпиталь.
— То-есть как — ложись? — проговорил Тюриченко. — Значит, корпус в бой, а у меня, видите ли, ручку обожгло? Я генерал, а не правофланговый первого эскадрона, мне клинок в руке держать не приходится, головой воюю, и пока она работает, в госпиталь не пойду.
Представитель Ставки испытующе посмотрел на него.
— Ну, как знаешь…
В здание педагогического института на одной из главных улиц Краснодара спешно свозились кровати, медицинская аппаратура, кухонная и столовая посуда. Здесь создавался первый в Краснодаре госпиталь.
Вечером начальнику госпиталя, старому профессору Григорьеву принесли радиограмму:
«Срочно приготовьте все к приему тяжело раненного и обожженного, отличившегося в боевых действиях». Дальше стояли две подписи: представителя Ставки Верховного Командования и командира казачьего корпуса.
Не доверяя больше литературным способностям адъютанта, Тюриченко составил радиограмму сам. Представитель Ставки сказал, что можно было бы написать не столь высокопарно, а попроще, но все же, к удовольствию Тюриченко, подписал радиограмму без исправлений.
Профессор Григорьев распорядился приготовить для первого раненого отдельную палату и сам проверил ее убранство.
— Принесите из моего кабинета мраморную пепельницу, — сказал он. — Раненый, конечно, курит. — Профессор с довольным видом осмотрел уютную палату и добавил: — Нужно уж встретить так встретить! Все-таки первый раненый, да к тому же отличившийся в боевых действиях.
Прорезая ночь узким лучом затемненной фары, въехала во двор машина. Ее тотчас же обступили врачи, сестры, санитары. Профессор наклонился над раненым.
— Что за наваждение, — развел он руками, — раненый, отличившийся в боях, — ребенок?.. Вовка! — испуганно произнес он, узнав сына своего друга.
Вовка застонал. Сразу взявший себя в руки, Григорьев распорядился:
— Немедленно в операционную. Да осторожнее! — прикрикнул он на санитарок, которые и без того бережно подняли мальчика. — Ребенок ведь! Мальчишка!
НАЧАЛО
В этот день доктор Александр Владимирович Кошуба проснулся, как всегда, на рассвете. Первое, что он услышал, была песенка о веселом ветре, которую распевала на кухне Галя. Кошуба удивился: почему так рано встала дочь, — быстро оделся и прошел к ней.
Лицо Гали раскраснелось от жара плиты, голые руки по самые локти были запудрены мукой.
— Папка, — закричала она, — не смей сюда ходить! Слышишь?! Я к тебе приду.
Доктор покорно прикрыл дверь кухни и отправился в столовую. В глаза ему бросился празднично накрытый стол. Центр занимал огромный торт с надписью, выведенной белым кремом: «Поздравляем с днем рождения». Поздравление относилось к доктору: 21 июня был день его рождения. Но праздничный стол, именинный торт, бутылка его любимого «Алиготе» — все это было сюрпризом, приготовленным дочерью.
Через несколько минут вошла она сама — уже без фартука, с наскоро вымытыми руками.
— Поздравляю вас, папа, — торжественно заговорила она, — с днем рождения. Прошу принять в память об этом дне маленький подарок.
И, сунув отцу в руки трубку вишневого дерева, Галя чмокнула его в щеку, закружила по комнате и скрылась в кухне, откуда донеслось какое-то угрожающее шипенье.
— Спасибо, Галка! — только и успел сказать доктор.
И все-таки ему было грустно. В такой день обычно собиралась вся его большая семья, а сейчас он остался вдвоем с дочерью.
Восемь месяцев назад умерла жена; брат переведен работать на Сахалин. На все лето уехал в пионерский лагерь беспокойный выдумщик Вовка. Старший сын служил на заставе и писал, что вряд ли приедет в отпуск в этом году.
Но сын приехал. Он явился, по своему обыкновению, неожиданно, открыв своим ключом входную дверь, и крепко, по-мужски, поцеловался с отцом.
— Прежде всего, дорогой именинник, позволь сделать тебе подарок. — Юрий вышел в коридор и вернулся, ведя на поводке большую собаку светло-серой с голубоватым отливом окраски.
— То, о чем ты мечтал. Щенок чистокровной овчарки, зовут — Верный. Прошу любить и жаловать. Надеюсь, в будущем оправдает свою кличку.
— Ну-ка, ну-ка, — доктор надел очки и присел перед псом на корточки.
Сморщив нос, Верный зарычал. На заставе, где он родился и вырос, ни у кого на лице не было стекол, а он не любил странные предметы. Доктор невольно отпрянул.
— Юрка, Юрка приехал! — закричала, вбегая, Галя.
Галин крик уже совершенно не понравился Верному. Колотя себя по бокам хвостом, он оглушительно залаял.
Юрий крепко держал поводок и смеялся переполоху, который наделал пес.
— Это твоя, Юрка? Да? Пограничная? — тормошила Галя брата.
Доктор важным тоном перебил ее:
