меня.
— Война? — зарычала я.
— Я сдаюсь, — улыбнулся Боря.
Он ещё и улыбается! Только почему-то воевать мне сразу расхотелось (а то он ещё откажется меня обратно превращать), и я сказала упавшим голосом, предполагая, что вопрос останется без ответа:
— Кто вообще просил превращать меня в девочку?
— Ты! — невозмутимо сказал Боря.
Ну как с такими спорить? Я только махнула рукой, и побрела, не оборачиваясь.
— Я создал не плевательную, а высокоинтеллектуальную машину! Она интуитивно бредёт в нужную сторону! — довольным голосом сказал Боря.
— А я просто мысли твои читаю, — мрачно сказала я, пытаясь напугать Борю.
Но он только недоверчиво хмыкнул и растрепал мои волосы, тем самым окончательно сбив бантики:
— Фантазёрка!
5. Снова в Борином доме
Раньше, когда я была не тем чудовищем, в которое меня превратили, мне очень нравилось слушать, как лестницы вслух считают шаги.
«Один, два, три, четыре»… — это если идёт кто-то взрослый.
«Один-раз! Один-раз! Один-раз!» — если какой-то мальчишка скачет по лестнице вприпрыжку.
«Дважды один… одиножды три… трижды один»… — если тот же мальчишка поднимается вверх, переступая сразу через несколько ступенек.
«Три миллиона сто тысяч двести двенадцать», — это если рабочие тащат наверх рояль.
Я могла слушать это до бесконечности!
А теперь вот сама поднимаюсь вверх… Если это и музыка, то траурная. Мы уже на третьем, и я отчётливо понимаю, что до пятого этажа девятиэтажки, где и живёт Боря, я не дотяну. Лифт у них, видите ли, не работает! Как по ним, этим лестницам, вообще люди ходят? А если у меня ноги начинают как-то странно ныть? Неужели нужно идти дальше? Это же издевательство! Где этот пятый этаж? Через сколько лет я до него доберусь?
Знаете, что в это время делал Боря? Он сверху смотрел на мои нечеловеческие страдания! И, как всегда, улыбался. Вот доберусь я до него! Хорошо бы добраться прямо сейчас… Только почему-то очень сложно это сделать, оставаясь на месте.
В это время по лестнице шагала какая-то бабушка, которая и стала моим спасением.
— Мальчик, девочке же плохо, ты что, не видишь?
Я поняла, что нужно делать!
— Боря, — голосом умирающего сказала я. — Возьми меня на ручки…
— Возьми девочку на ручки, — сказала бабушка. — У тебя ножки молодые, крепкие.
— А у неё не молодые, что ли? — попытался сопротивляться Боря.
— У неё молодые, но слабенькие, неокрепшие ещё. Хилый какой ребёнок, личико грязненькое, сплошные кожа да кости! Кормят, наверное, плохо…
— По нечётным дням и праздникам, — пискнула я.
Бабушка покачала головой, мол, благородное дело человек просто так сделать не хочет. Что оставалось Боре? Ещё немного, и эта бабушка-активистка, чего доброго, скорую помощь пойдёт вызывать умирающей девочке, мне то есть.
Боря спустился ко мне, перекинул через плечо и потащил вверх, только медленно. Странно, почему? Бабушка, удовлетворённо кивнув, ушла.
— Ну и тяжесть… Надо же было тебя такой откормленной придумать… Первый и последний раз тебя тащу, — сдавленно шипел Боря.
— Второго раза не будет! — оптимистично пообещала я. — Или ты меня превращать не собираешься?
— Посмотрим на твоё поведение, — каким-то странным голосом сказал Боря.
А я, кстати, к этому времени хорошо уже так отдохнула, почувствовала прилив сил, о чём незамедлительно сообщила моему спасителю.
— Что-то подозрительно быстро, — усмехнулся он, но меня отпустил.
— Для меня ничего невозможного не бывает! — бодро сказала я и в два счёта преодолела один лестничный проём. Для верности немного попрыгала на месте — сначала на левой ноге, потом на правой. А потом на двух вместе, после чего прыгать стала уже по ступенькам вверх.
— Обожаю лестницы! — крикнул я на ходу. — Просто ходила по ним и ходила бы! Бегала бы и бегала! Прыгала бы и прыгала!
— Стой! — крикнул мне Боря откуда-то снизу. — Прыгай обратно, наша квартира здесь!
Всегда так получается — развлечения не вечны. Я только разогналась, как следует…
И вот мы перед дверью. И встреча с громогласной Бориной мамой неизбежна. И страшно мне! Когда за дверью послышались шаги, я тихонько заскулила и поджала хвост.
— Я тебя вроде девочкой придумывал, — хихикнул Боря. — Поправь свои любимые бантики для пущей представительности.
— Дались тебе эти бантики, — надулась я.
— Это тебе они дались. На вечное пользование. Аминь, — таинственно сказал Боря.
Последнее слово слилось со звуком открываемой двери, что, по моему мнению, не сулило ничего хорошего.
— Явился, наконец! — сказала Борина мама, к счастью, не так громко, как раньше. — Мы с тобой как договаривались?
— Ну, мам, — замялся Боря. — Ну…
И куда пропали его смелость, отважность, хихиканье и дурацкие выходки? Это было настолько непривычно, что мне стало за Борю даже неловко. Вот он, боец во всей красе! Любуйтесь, люди! Неужели всем этим характеристикам теперь придётся соответствовать мне? И вообще, почему меня никто не замечает? Может быть, при виде Бориной мамы я по привычке становлюсь невидимой? Это было бы очень кстати.
И тут очень некстати Борина мама посмотрела прямо на меня, и мои надежды сгорели ярким пламенем, рассыпались пеплом, пали прахом. Одним словом, запахло жареным. Это я почувствовала очень отчётливо. Жареным пахло откуда-то с кухни, а я после первой в моей жизни прогулки в подобном обличии весьма проголодалась.
— Надо же! — всплеснула руками мама и улыбнулась. — Боря, какую ты невесту красивую привёл!
Чур меня, чур меня!
— Никакая это не невеста, — возмутился Боря (всё-таки иногда он молодец). — Это… Её зовут…
— Боруэлла, — помогла ему я. — Папа ласково зовёт меня Боренькой.
6. Знакомство с малочисленными родственниками
— Проходите, проходите, — растерянно затараторила Борина мама. — Заходи, девочка. Не стойте в дверях, просквозит ещё. Боря, что же ты, приглашай гостью войти!
Ага. По имени меня, значит, называть не будут. Это же настоящая дискриминация!
— Кстати, можете обращаться ко мне по имени-отчеству, — сказала я, переступая порог. — Боруэлла
