Пионеры двадцать первого отряда — все знакомые ребята со двора; летом с утра до ночи они играли в волейбол, итальяночку, а чаше в футбол.
Вот если бы Костя был футболистом, его авторитет в двадцать первом отряде — можно заранее предсказать — был бы обеспечен.
Редкий случай, чтобы мальчик в четырнадцать лет не увлекался футболом, но Костя к футболу был равнодушен. Что поделаешь!
Он сидел над журналом, сосредоточенно хмуря лоб. Его круглая физиономия с румяными щеками и немного пухлым, как у Юльки, ртом выражала глубокую грусть. И Таня, войдя в пионерскую комнату, тотчас догадалась — у бедняги не ладится.
Таня подошла к столу и, заглянув через плечо мальчика, увидела пустой лист бумаги с заголовком: «План первого сбора». Костя покраснел, а Таня ответила ничуть не опечаленным взором.
— Никогда не получается сразу, — весело сказала она.
Не видя поводов для веселья, Костя мрачно возразил:
— Вы выбрали неподходящего кандидата. Провалю первый сбор, тогда раскаетесь.
— После первого будет второй, потом третий, четвертый, — рассудила Таня.
— Да, конечно… третий, четвертый. Не понимаю все-таки, почему именно меня выбрали?
Таня села рядом, дружески положила руку ему на плечо:
— Слушай-ка, Костя, не всегда делают только то, что очень хочется делать. В тебе есть настойчивость и чувство ответственности. И ты умеешь увлечься. А это талант.
— Батюшки мои! — Костя рассмеялся. — Нет уж, про талант — это сказки!
А Таня обрадовалась Костиному смеху и долго оживленно рассказывала случаи из своей практики. Много среди них было забавных и милых, серьезных, а главное. Костя понял, что и Тане не все дается легко.
Глава IV. Секретарь райкома
Утром была принята телефонограмма — Богатова вызывал второй секретарь райкома Кудрявцев, и Коля после заседания школьного комитета, забежав на секунду домой перекусить, отправился в райком комсомола.
Он быстро шагал по тротуару в своей коротенькой, слегка подбитой ватой куртке. Какой-то мальчишка прокричал:
— Долговязый!
Коля Богатов конфузливо улыбнулся, на щеке появилась глубокая ямка.
Что мог он поделать со своими длинными ногами, которые не дают покоя всем встречным мальчишкам! Или вот еще ямочка на щеке — из-за нее в позапрошлом году Богатов тренировался несколько месяцев, приучая себя жить без улыбки. Пустой замысел!
В конце концов Богатов подчинился судьбе.
Одернув коротышку-куртку, он вошел к секретарю.
— А, здравствуй! — сказал секретарь райкома. — Садись. Рассказывай, как у комсомольцев с учебой.
Коля Богатов вынул из кармана записную книжку.
Всякий раз, бывая в райкоме, он не только не старался представить школьные дела лучше, чем они есть, а, напротив, прилагал все усилия к тому, чтобы не забыть рассказать о недостатках.
И теперь, перелистав записную книжку, Богатов строго откашлялся и прочитал несколько фамилий.
— Это кто? — спросил Кудрявцев.
— Это те, которые с двойками.
— А почему у них двойки?
— У кого от лени, кому помочь надо.
— Помогаете?
— Конечно. Мы стараемся через комсоргов действовать. Большое значение, когда хороший комсорг.
— Ну, еще бы! Слушай, Богатов, а как у тебя самого с занятиями?
— У меня? Что ж, ничего.
— А точнее?
— Наполовину, пожалуй.
— Что наполовину — четверки и тройки?
— Троек нет.
— Ты, Богатов, в какой собираешься вуз?
«Что это он заинтересовался?» удивился Коля. Он не привык и не любил рассказывать о себе.
— Я поступлю в университет, на физический факультет. Очень интересуюсь проблемами физики. Не знаю, может быть, мы умеем уже использовать атомную энергию… Во всяком случае, должны уметь. Не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы не воевать. Диаметрально противоположная «им» установка. Правильно?
— Правильно, — подтвердил Кудрявцев. — Но ты знаешь, в университет с четверками могут не принять.
— Поднажму, — уверенно ответил Богатов. — Осталось полгода. Во всяком случае, я поступлю в университет.
Кудрявцев вынул из подставки карандаш, повертел.
— Дело в том, что по школам района ты единственный секретарь комитета — десятиклассник. Если из-за комсомольской работы не справляешься, как надо, с учебой, признавайся — освободим.
Краска медленно сбежала со щек Богатова.
— Вот оно что!
Он должен был помолчать некоторое время, чтоб призвать на помощь всю свою выдержку.
— Если не подхожу или не справляюсь с работой, освобождайте, конечно, — ответил он наконец более или менее спокойно.
Неожиданно Кудрявцев рассердился:
— Брось говорить ерунду! С тобой по-честному разговаривают. Работаешь хорошо, а все-таки, если тяжело, освободим, потому что десятиклассник. Понял? Чудак!
— Фу! — Богатов распахнут свою куртку. — А я-то испугался… Теперь мне все ясно: узнаю политику директора нашего, Геннадия Павловича. Геннадий Павлович у нас идеалист.
— Как это так?
— Очень просто. Хотите, правду скажу? Только строго между нами, товарищ Кудрявцев.
Кудрявцев удивленно поднял брови.
— Говори, если считаешь, что надо сказать, — согласился он без охоты.
— Наш Геннадий Павлович идеалист во взглядах на ребят. Он мечтает: создам десятиклассникам условия, пусть погрузятся в уроки и обо всем позабудут. Но нас невозможно погрузить только в уроки. Нет, не выйдет. Вы знаете, у нас есть ребята — слушают по двенадцати раз «Онегина». А шахматисты? Спортсмены? Или еще одно эпидемическое заболевание…
— Какое?
— Танцевальное.
— Ты не подвержен?
