камнем. Кинулся к дубу. Вот незадача, термос тоже пропал. Совсем расстроенный сделал ещё оборот вокруг дерева.
Остановился у места, где сидел. Что делать?
Надо домой идти. Завтра приду разбираться. Не кружить же сейчас вокруг дуба как спутник. Итак, тропу уже натоптал.
В последний раз всё оглядев, поплёлся в сторону посёлка. По дороге продираясь через куст орешника, вдруг обнаружил, что не узнаю тропу. Блин! Не хватало ещё заблудиться. Где там солнце? Так, иду правильно, но места не узнаю. Опять ничего не понимаю. Заблудиться я не мог. Вот ложбина, вдоль неё идти надо. По ней к посёлку и выходил. Вперёд.
Вышел на небольшую поляну. С удивлением увидел через ряд кустов орешника пашню. Что за ерунда, у посёлка давно никто не пахал. Не было тут пашни. Распахали, когда я ушел к дубу? Обойдя кусты остолбенел. За вспаханным полем, у леса, которого там НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, стояли толи сараи, толи дома. Зачесалась голова от мыслей, но объяснений всему не находилось. Куда-то не туда я вышел. Огляделся. Место вроде то, но лес другой, то есть стоит не так.
Справа послышались голоса. Кто там? На краю поля, за двумя вроде бы быками, мужик в странном наряде, какой-то корягой пашет землю. В конце пашни, у берёз, носятся несколько детей в каких-то мешках, не разберёшь. Пойду, спрошу, может что прояснится.
Я шел по краю пашни и разглядывал странную компанию. С каждым шагом возникали новые вопросы.
Главное, где я, куда попал, и как до дому добраться?
Что это за люди?
Почему так странно одеты?
Почему пашет землю допотопным орудием, кажется рало или орало, может соха?
Мужик, напрягаясь, наваливался на ручки. Одетый в длинную серую рубаху, по колено, уже промокшую от пота. На ногах штаны чуть темней, чем рубаха, и босой.
Щёлк!
— Хей, дохлые!
Только сейчас разглядел ещё одного паренька лет двенадцати, что шагал сбоку от быков, подбадривая их хлыстом. Одет так-же. Модно наверно? В конце пашни, в тени берёзы на земле сидел малыш лет двух, голый, а рядом размахивая палкой, прыгал пацан лет шести, в одной длинной рубахе. С одеждой напряг? Или старообрядцы какие-нибудь. Мужик довёл борозду и выдернул соху из земли. Потом босой ногой счистил немного налипшей земли с резца, и отшлифованное почвой железо засияло как серебро. Надо же, совсем как плуг. Тут он перекрестился, и что-то пробормотал. Ну, точно старообрядцы.
Мне до него осталось шагов десять сделать, как мужик повернулся ко мне боком и крикнул в сторону берёзы:
— Третей, сбегай в дом, мать позови. Да скажи — пусть снедь несёт сюда, здесь поснедаем. Потом допашу.
Паренёк развернул быков, а мужик, высоко приподняв плуг, с силой вогнал его в землю. Пацан откинул к небольшому пеньку вожжи и петлёй закрепил их на нём. Потом выпряг быков из сохи. Быки тут же потянулись к траве. Средний пацан, что Третеем назвали, вприпрыжку побежал к домам, что я сначала принял за сараи.
Надо ж, Третей. Это третий значит? Если он третий, а по росту средний, значит, есть ещё один, старший. Что это сыновья этого мужика я не сомневался. Тем временем, паренёк, что помогал с быками, уселся рядом с малышом. Интересный малыш — сидит молча, не капризничает, как некоторые, что-то теребит в руках.
Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.
— Ух, хорошо.
Он поставил кувшин. Утёр рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.
— Здравствуйте. — Поздоровался я.
Он продолжал, щурясь, смотреть на пашню.
— Э-э-э… мужик ты меня слышишь?
Он что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у берёзы. Не понял?
— Эй! Вы меня слышите? — Я его догнал и схватил за плечо.
Вернее хотел схватить.
Моя рука пролетела сквозь мужика и я, как говорят на второй, неофициальной части русского языка — п…ся.
— Ёк… Ай…
Все мысли вылетели из головы и, тут же, вернулись миллионным роем. В голове загудело. Больно, как шершни, стали жалить страшные мысли.
Что это было?!
Своими глазами видел, КАК МОЯ РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ ТЕЛО ЭТОГО МУЖИКА!
Что это значит? Что? Что? Что?
Я умер?
Когда? Когда с дуба рухн… тьфу, об дуб треснулся? Ерунда, от удара и звездюлей, тьфу, звёзд не было. Поднял руку и потрогал место, где на голове была огромная шишка.
Шишки НЕ БЫЛО! Как будто и не трескался об ствол! И не болит ничего.
Кто я теперь, дух или привидение?
Кто мне может сказать?
Я вскочил и помчался к берёзе, где мужик уже полулежал рядом с детьми и что-то с улыбкой слушал. Мне не до улыбок было. Подбежав и, размахивая руками, заорал:
— А-а-а, мужик, а мужик, скажи?
Махнул рукой, которая, как прошлый раз, прошла через тело, и я с силой приземлился на пятую точку.
— Мля!
Копчик отбил. Истерика и паника в одном флаконе немного отхлынули, и я откинулся на спину, закрыл глаза и стал думать.
Надо спокойно подумать. И подумать, как говорится в известной передаче.
Что? Где? Когда? Очень, оказываются важные вопросы.
Итак — что произошло?
Собственно, чёрт его знает. Вернулся из леса, где грибы собирал. Белые, не мухоморы, а глючит как будто собрал все мухоморы в лесу, и тут же все сожрал.
Кошмар!
Так, следующее — где?
Попал туда, не знаю куда. Местность вроде знакомая, но различия есть. Лес почти такой же, но его чересчур много. И там где должен посёлок стоять, тоже лес. А на поле, у леса, где начало пашни, старая ферма была. А сейчас нет.
Вот, насчёт когда?
Самое интересное — когда этот кошмар кончится?
Я раскинул руки и левой рукой ударился об камень. Подскочил. Больно! Рассматривая свою руку, вспомнил про часы. Времени, кажется, прошло — вечность. Часы показывали девятнадцать тридцать семь. Надо же, а думал действительно вечность прошла. По лесу, от дуба два часа, спокойным ходом. Немного, минут пять, стоял у поля. И полчаса кошмара!
А ведь рука-то болит. Значит я не привидение!
На всякий случай щипаю себя за мочку уха — больно. Как не странно, боль в радость. Что ещё?
Рука сама собой лезет в карман в карман, сигареты и зажигалка на месте, пачка смята. Открываю, девять штук.
Ух, значит, всё не так уж плохо на этот момент. Прикурил и затянулся.
Ха! Курящее привидение, однако.
