помешали рукам отправить револьвер в кобуру. Затем, сжав зубы, присел и потянул к себе тело, рядом с которым подобрал оружие. И откуда только силы взялись, но труп в зеленых шароварах и кожаном доспехе с перекрестьем патронташей удалось немного перетащить и перевернуть на бок.
Здоровой рукой я проворно расстегнул патронташ и дернул его в укрытие. Потому что боеприпасы от моего револьвера ружью очевидно не подходили.
Немеющая ладонь легла на резную «пистолетную» рукоять, пальцы прошлись по выступающим частям конструкции, и пятиместный барабан откинулся влево. Деревянный приклад и ложе украшала затейливая резьба, но, главное, удерживать трофей оказалось легко и удобно. Пока перезаряжал, таская увесистые тупоконечные цилиндры из остающегося на наемнике патронташа, поразился, как мои руки умело управлялись с оружием, которое они держали — могу поклясться — впервые в жизни. Сразу понял — мое.
Традиционный цилиндрический набалдашник, неизменный атрибут всех виденных образцов местной «стрелковки», превосходил деталь моего револьвера раза в полтора. Что вкупе с длиной ствола и крупным калибром пуль наталкивало на логичный вывод о разной мощности этих самых… «гамионов» — нашлось в голове нужное слово. Последующий поток информации разложил все по полочкам, объяснив отсутствие унитарного патрона и пороха вообще. А еще пришло знание, как наполнять волшебные аккумуляторы энергией. Если в револьвере еще оставалось двадцать два заряда, то резервов трофея хватит на два барабана. Поэтому никаких позиционных боев, просто по-мальчишески хочется испытать приобретение разок-другой на живых мишенях. Заодно дыхалку в норму приведем и снова побегаем — подыграл здравый смысл злости и азарту.
Левая рука, как единственная пригодная для мелкой работы, проворно наколупала из второго патронташа пригоршню боеприпасов — автоматически засунул их в карман своих «шаровар». Затем меня осенило пошукать у пана наемника запасной гамион. Но не успел. «Болельщики», будучи не в силах пережить разлуку с кумиром, приближались с двух сторон, покрикивая, постреливая и варварски доламывая кусты. Пули стригли ветки и ранили стволы лесных гигантов на предполагаемой траектории моего бегства, но совсем не там, где я залег. Вредно судить всех по себе. У меня стиль жизни: убегая от неприятностей, периодически останавливаться и крепко давать им по зубам. Дабы не наседали.
В просвете между кустами появилась фигура большеголового рахита, собравшегося расстрелять из своего непомерно длинного ружьишка прямо весь темный лес сразу. Качающиеся от воздействия моей туши ветки ему мешали, вот он их неуклюже отгибал ложем фузеи. Искать меня глазами в такой ситуации ему несподручно.
— Аг-р-ра! — выкрикнул враг и несмело шагнул вперед.
— Агр-р-а-а! Агр-р-а-а! — откликнулись его подельники полудюжиной голосов, благоразумно оставаясь на опушке.
Я же молча приладил оружие, используя покойника вместо бруствера, прицелился и нажал на спусковую скобу. Винтовка — а кованый ствол, несомненно, имел нарезы, — отрывисто и зло бахнув, ощутимо толкнула в плечо. Враг сложился пополам и тонко завопил. Я же, напротив — выгнулся между замшелых корней дугой — засевшая в спине пуля бередила рану просто зз… замечательно, но героически промолчал. Правая рука, пронзенная молнией вдоль нервов и «забитая» до полного онемения колдовским браслетом, воевать категорически отказалась. Больше прицельно вести огонь я не мог: пот, слезы и какие- то странные крапинки в глазах крайне усложняли поиск цели.
Бахнув в ближайшие кусты на характерный шум еще пару раз для острастки с левой руки, я выронил ружье и, руганью заглушая боль, потянул бывшего обладателя моего оружия на себя. Ценой титанических усилий удалось сдвинуть тушу на полметра и перевалить ее через вздыбленный корень. Ежесекундно рискуя шкурой, обшарил район гузки «дикого гуся».
Правая рука продолжала бастовать, и в голове не укладывалось, как тащить награбленное и одновременно отстреливаться. Не успел отругать себя за логическую нестыковку, как пальцы сами щелкнули нужными защелками и притянули тяжелую поношенную сумку к груди.
Ради чего рисковал жизнью? Само собой пришло знание, что многие дупарские наемники таскают сзади на поясе хабарник с продуктами, запасными боеприпасами и прочими ништяками. Мне, на первый и второй взгляд, достался весьма состоятельный покойник: оружие дорогое, прикид добротный, кожаная с латунным замком сумка просто неприлично трещала по швам. Удачливый был дядя, судя по полупустым патронташам, много успел пострелять по русинам, да только не угадал, когда в лес полез. Здесь-то «засадники» досыта отведали солдатских штыков с тесаками — по два, а то и по три к одному размен пошел. Иных так и вовсе пошинковали: тот головенки лишился, этот с рукой по плечо простился, третий, пардон, сизый клубок кишок вывалил. Совсем иная картина, чем на дороге, где русинские стрелки умирали, как стояли, — рядами. В ближнем бою русинский пехотинец страшнее медведя, а лес ему — дом родной.
Откуда мне известны повадки наемников? Почему я уверен, что погибшие солдаты в светлых суконных мундирах — это русины из числа княжьих стрелков? А хрен его знает. Наверное, оттуда же мне известно, что гладкоствольные ружья системы Дербана — вооружение этих частей — мало к чему, кроме траурного салюта, пригодны. Их главная сила — длинный четырехгранный штык, раны от которого не закрываются и плохо заживают. Оружие сквернавцев за редким исключением — просто союз трубы и полена. Ах да, мои преследователи — это жители гигантской области, где царит немыслимое беззаконие и полнейший хаос, в просторечии называемой Скверной. Вот сколько новостей в голове образовалось сразу…
К слову, мой трофей тоже не лишен недостатков: в отличие от «дербанок» и прочего здешнего металлолома, пули для него на коленке не изготовишь. Наивно рассчитывать, что где-нибудь под соседним кустом разлегся еще один наемник со стволом штучной работы того же калибра и полным боекомплектом…
— Ах ты ж падаль!
Нехорошо, конечно, так о покойных, но простите великодушно, вырвалось. Запасной гамион преспокойно лежал в специальном кожаном чехле на поясе наемника! В карман его, пусть компанию пулям составит.
Убрался за дерево вовремя. Осмелевшие сквернавцы полезли сквозь кусты, бахвалясь на своем паскудном наречии порезать проклятого недобитка в скором времени на ремни.
Бах! — сказал им на это мой «мастерворк», созданный оружейником Клементом Лоше по заказу арсенала города Плежа в год шестьсот третий. Вдруг осознал, что умею читать на имперском! Гравировку на латунной табличке на прикладе я прочел сразу, как поднял трофей, но смысл фразы сделался понятен только сейчас. Круговерть в глазах получила новый импульс. Если верить нервам, вгрызающаяся в меня пуля достигла размеров яблока.
Гах! Д-дах! Ба-бах! — ответил ему разноголосый и неслаженный хор. По-прежнему под аккомпанемент перестрелки солировал вражий подранок, слегка деморализуя неприятелей. Победный клич сквернавцев звучал от случая к случаю, упоминания вслух «русин-шакала» тоже сошли на нет.
Патронташ повесил на шею, одним концом зажав под лямкой ранца. Отнятая у пана наемника сумка оказалась позади меня. Пришлось, поскуливая, привстать. Щелкнул застежкой, прикрепляя сумку к поясному ремню, взятому у мага вместе с кобурой. До второго крепежа не успел дотянуться — пришлось возобновить отстрел «зверья».
Бах! — снова рявкнул шедевр мастера-оружейника, и крадущийся в кустах слева по курсу злодей ткнулся лицом в прелую листву.
— Вот так стреляет сын офицера, ублюдки!
— Шакал, твоя смерть идет! — не осталась безучастной противная сторона.
Тем временем проклинаемый мной на все лады браслет продолжал свою работу. Молнии боли, простреливающие руку от раны до кончиков пальцев, резко снизили свою мощность, и рука вновь согласилась функционировать. Весьма кстати. Пошарил напоследок во втором патронташе усатого пана. Три пули загнал в пахнущий сгоревшим маслом и горячим металлом барабан и еще три кинул в рот, удивляя себя самого. Нет, слюна у меня не ядовитая, просто это самый удобный в моем случае способ для быстрой перезарядки.
Бах! Поворот рычажка. Бах! Поворот. Бах! Уж не знаю, задел ли кого пальбой от бедра, но попытку
