Поверх грязи образовался дерн. Когда шел дождь, в нем появлялись нелепые холмики и рытвины. Дай только, дорогая, немного времени, чтобы обустроиться.
Дерн засыпался грунтом, грунт — почвой. Почву засадили травой, но она выгорала и гибла летом. Дорогая, мы не можем поливать траву в этом году из-за рационирования воды. В нормальный год обязательно, но сейчас, хоть воду и не рационируют, нам надо столько платить по счетам. Вот, хотя бы, за ремонт канализации. И эта дорога. И школьный налог. И надо что-то делать с фундаментом. Видела эти небольшие трещинки? Каждый дом, дорогая, дает осадку.
Шло время.
Место это, дорогая, не израсходованные деньги, это капиталовложение. Ты понимаешь, в этом доме восемь тысяч долларов, если нам удастся найти на него покупателя, а самим будет куда уйти жить. Ты знаешь, каким могущественным себя ощущаешь, сознавая, что обладаешь восемью тысячами долларов? Я понимаю, расходы оказались немного выше, чем думалось поначалу, но так всегда бывает. Страховка, канализация, дорожный налог, топливо, проценты, еще какие-то платежи — ну все же не более 125 долларов в месяц. Если бы я получил повышение и не надо было платить за машину, мы бы отремонтировали крышу до ноябрьских дождей, а затем занялись мазутным обогревателем, — ну, пожалуйста, не плачь, дорогая. Кроме того, вот еще… Нет! Успокойся! Ну, пожалуйста.
Шло время.
Попробуй поговорить с ней. Приходит после полуночи, бывает Бог знает с кем, и говорит мне, что делает это из-за того, что невозможно развлекаться в этом доме. Дескать, он такой маленький, что чихнуть нельзя, не сорвав при этом с кого-нибудь шляпы… Ну, поговори с ней… Я схожу с ума, да и какая мать не будет сходить… Я понимаю, у нас не очень уютно… мог бы и покрасить… пусть хоть ты и не такой молодой, как когда-то, но ей стыдно за наше жилище… Она ведь права, когда говорит, что оно крохотное, а стиральная машина снова поломалась… А я не такой молодой, как когда-то, и сил у меня уже нет, чтобы все таскать эту воду, а как упрекать бедную девочку, если она в этой дыре Белли-Рэйв сидит, точно в мышеловке… она не может всю жизнь только смотреть, как мы латаем и перелатываем…
А время шло.
Разговор через забор: я слышала о них и видела объявление. Мне теперь тяжело читать, глаза уже не те, но он пришел, держа в руке эту бумагу и хоть раз за последние годы не казался таким старым и усталым. Дома ДМЛ, сказал он. Замечательные надувные дома — подлинная революция. Он всегда знал, что это когда-нибудь произойдет, полный отказ от традиций, как говорится об этом в рекламном проспекте. Насколько я поняла, компания арендует у этой фирмы машины и строит дома для тех, кто работает у нее по контракту. Он уверен в том, что его компания арендует машины и нам удастся заполучить ДМЛ-домик, но строят их, он еще раз подчеркнул, только для тех, кто работает в компаниях по контракту. Слава Богу, нам повезло, что у него есть именно такая работа. Не знаю, смогли бы мы обзавестись таким жилищем, если бы не это обстоятельство…
Шло время.
Спокойно, папаша, нет смысла хвататься за голову. Нужно было давно подумать о том, чтобы я получил профессию. Найти работу? Сам попробуй. Все, что я умею делать, маленький черный ящик умеет быстрее и лучше. А еще пятьдесят лет при фирме! Можешь что-нибудь для меня сделать? Если бы у тебя в башке была бы не солома, ты имел бы контракт, а у нас давно был бы двойной пузырь, и не называли бы нас вонючками из Белли-Рэйв. Чтобы я отправился в город искать работу? А не лучше ли позавтракать поплотнее и махнуть на стадион, сегодня там неплохое представление — Рокки Гранатино, Рокки Польдерени, Рокки Шистман и Малыш Луис с завязанными глазами участвуют во всеобщей свалке, в покрытых шипами перчатках против забулдыг-пропойц. Затем я подцеплю какую-нибудь, найду пустую хату здесь, в Белли-Рэйв, и мы займемся любовью. Постараюсь где-нибудь поближе, чтобы ты не беспокоился, когда я буду возвращаться. Вопросы будут?
Нет, никаких вопросов. И парень выходит на улицу по потрескавшемуся полу, весь дом дрожит от его походки. Старик говорит: «Пятьдесят лет в компании», и начинает плакать. В прошлую пятницу его заменили маленьким черным ящичком, который никогда не делает ошибок, никогда не устает, никогда не делает перерывов на еду. С этого момента он предоставлен самому себе и живет на пособие. Однако дом уже почти полностью его собственность. Еще несколько лет, и он был бы его, вот только расплатиться бы за канализацию. Я продам его, прикидывает он хитро, забывая всхлипывать. Когда дома будут в цене. Но не сейчас — сейчас депрессия. И без того несколько домов стоят пустыми, хозяева покинули их, заключив контракты с фирмами и получив право на ДМЛ-дома. Весьма забавные теперь новоселы в Белли-Рэйв. О них, пожалуй, почти ничего не известно. И это плохо отражается на детях. Он был уверен, что проходя мимо брошенного Самюэльсами дома, уловил запах свежего самогона, а в незавешенном окне мелькнули сверкающие медные сосуды и трубы. Время от времени в Белли-Рэйв наведываются полицейские машины и вертолеты. Конечно, без добычи они не возвращаются — но это где-то далеко от нас, утешает себя старик. А дом все равно он продаст, когда цены поднимутся.
Шло время…
Так прошло больше столетия…
6
Только пятый таксист, бесшабашный молодой паренек, согласился везти Мандина в Белли-Рэйв.
— Взялся за эту грязную работу только потому, что ожидаю призыва, — признался он. — Что мне терять? В этом вонючем Белли-Рэйв все идет вкривь и вкось. Может быть, меня там так отлупят, что даже в армию не заберут. — Он рассмеялся. — Но не думаю, что там все так плохо, как говорят.
Мандин не стал с ним спорить.
В любом достаточно крупном городе был свой эквивалент Белли-Рэйв. В Нью-Йорке это гноящиеся трущобы Лонг-Айленда, в Бостоне — Спрингфильд, в Чикаго — Эванстон, в Лос-Анжелесе — Гринвилл. Все эти пригороды ничуть не хуже Белли-Рэйв. Мандин заметил, что обшарпанные уличные фонари в Белли-Рэйв не горят. Проезжая мимо поросших травой двориков и заколоченных досками домов, он заметил какие-то развалюхи позади них. Время от времени попадались сожженные участки, которые не допускали обычному пожару перекинуться от дома к дому.
В Белли-Рэйв была своя тайная сумеречная жизнь: в зарослях диких кустарников, куда боялась заглядывать полиция, на бесконечных милях разбитых подъездных дорог. Такси было не единственным автомобилем. По раскрошенной бетонной мостовой сновали щегольские машины, останавливались у тротуаров, где появлялись неясные силуэты, размахивающие фосфоресцирующими сумками.
Они медленно ехали мимо домов, из которых доносился оглушительный шум. К ним подскочил швейцар:
— Что угодно, мистер? Можете провести ночь за пять долларов, включая все, что сможете выпить и выкурить. Зачем платить налоги, мистер?
Сотрудники управления по налогообложению самогоноварения делали налеты на подобные малины не часто.
— Отсюда далеко до Уиллоудэйл 37598? — спросил водитель у швейцара, приостановив такси.
— Кто вам нужен, так это проводник! — воскликнул швейцар. — Джимми!
Кто-то вынырнул из темноты. Мандин услышал какую-то возню у дверцы машины.
— Газуй! — закричал он водителю, защелкивая дверцу и поднимая стекло.
Засада осталась позади. Они осторожно спросили у одинокого прохожего, как проехать. И через полчаса были в 37-тысячном квартале Уиллоудэйла и начали отсчитывать дома, пытаясь отыскать нужный дом.
— Должно быть, этот, — произнес водитель, уже не так бесшабашно.
— Подождите меня здесь, пожалуйста, — попросил Мандин.
— Нет, сэр! Откуда мне знать, что вы не проскользнете через черный ход и не нападете на меня? Платите по счетчику, а за то время, что я буду вас ждать — деньги вперед.
На счетчике накрутилось восемь долларов. Мандин дал десятку и побрел по растрескавшейся
