— Вот, пожалуй, и все, — сказал он. — Я сразу понял, что вы меня вызываете из-за Медника. В институте уже знают. Завтра похороны. У него же в городе никого нет, его институт хоронить будет совместно с больницей. В основном такой у нас разговор вышел. Может, что-то еще по мелочам, поэтому я не запомнил.
А еще мы о работе разговаривали. Медник уволился, но ведь сами знаете, мысли с увольнением не проходят. А у него были интересные мысли, очень интересные. Правда, боюсь, вам это не нужно.
Евграфов одурело посмотрел на Нечаева. С такими беседами он сталкивался впервые в жизни. Клиенты отдела обычно разговаривали на иные темы — кто с кем и сколько выпил, кто и что кому-то должен или кто у кого женщину увел или как-то иначе обидел. А чтобы разговоры о демиургах были, о планетарных ангелах…
— Вы сами к нему домой пришли или вначале встретились где-то? — спросил Нечаев.
— Он зашел ко мне на работу. Дело в том, что полгода назад у них был спор с профессором Гайдуковым из Питера. Ну, суть спора не важна. Поспорили они на бутылку «Курвуазье». Илья спор выиграл. А Гайдуков человек обязательный, он передал выигрыш через меня. Я как раз в командировке в Питере был, в его институте. Я Илюше звоню, говорю, так, мол, и так, Гайдуков тебе коньяк прислал, заходи, заберешь бутылку и пакет. Он говорит, что еще за пакет? А я ему говорю: так Гайдуков профессор, разве он тебе позволит коньяк без закуси дуть? Он ко мне приехал в пятницу, уже к концу рабочего дня. Мы еще задержались на часок, я ему элементы новой программы показывал, советовался о некоторых делах. Потом передал ему сверток от Гайдукова…
А он говорит, слушай, Мишка, поехали ко мне? Посидим, поболтаем. Мне, говорит, этот коньяк беречь ни к чему, я один живу, а вечерами так тоскливо бывает. Я его понимаю, когда от меня первая жена ушла, я на стенки от тоски кидался. Так мне одиноко и погано было!
— А что, у Медника тоже жена ушла? — поинтересовался Нечаев.
— Нет, — сказал Зямин. — Он вообще не был женат. Илюшка удачливый был и в работе, и в отношениях с женщинами, очень легко у него с ними выходило, может, потому и не женился. Но я думаю, что после увольнения у него настроение тоже не очень хорошее было. Программу его забодали на Ученом совете, а работать на дядю Илья сам не захотел. Но мне казалось, что вас тот вечер интересует…
— Да, да, — торопливо сказал Нечаев. — Извините, что перебил.
— Ну, пришли мы к нему. У него в квартире бардак. Он меня на кухню послал, а сам решил прибраться немного. Я порезал все, стопочки приготовил, зашел в комнату, и как раз тогда это яйцо, опоясанное змеей, и увидел. Илья был мужик странный, загорался быстро и быстро остывал, но если затеивал что-то делать… Вот понравилось ему это яйцо, он на него, не задумываясь, мою месячную зарплату истратил, не меньше. А если честно говорить, на кой ляд оно ему сдалось? И идеи этих гностиков… Это ведь даже не вчерашний день, это до Аристотеля, до христианства было. Какие, к дьяволу, планетарные ангелы?
— Давайте все-таки ближе к теме, — подал голос Евграфов, посмотрел на Нечаева и нервно огладил свою лысину.
— Да, да, — встрепенулся Зямин. — Извините, это меня в сторону унесло. Ну, посидели мы немного, выпили. Нет, мы даже бутылку не допили, настроения не было. Помню, я ему еще сказал: зря ты, Илюша, из института ушел. Ну, потрудился бы с годик на Папу, а потом лабораторию получил. А он мне сказал, что в гробу он нашего Папу видел в белых тапочках, у него теперь возможности для научной работы больше, чем раньше были. Но я-то вижу, что он с обидой это говорит. Простить он не мог, что его направление закрыли.
Сидели мы с ним где-то до половины десятого, потом я от него позвонил, такси вызвал. Вы ведь знаете, сейчас время такое, опасно в позднее время по улицам ходить. Недавно вон одному моему соседу голову проломили. Вот и с Илюшей такое вышло… Страшно подумать.
— Папа — это кто? — деловито поинтересовался Примус.
— Папа — это Папа, — не думая, отозвался Зямин. — Директор института. Это с ним у Ильи отношения не сложились, директор хотел, чтобы Медник провел серию опытов под его идеи, но Илья же гордый, у него от собственных гениальных идей голова пухнет!
— Во сколько вы уехали?
— От Ильи? — Зямин подумал. — Часов в десять, но это неточно. На часы я не смотрел. Но это можно уточнить, таксист ведь знает, во сколько он к дому подъехал.
— А это было такси? — спросил Нечаев.
— Наверное, — Зямин снял очки и дужкой почесал висок. — Светлая такая и с огоньком зеленым. А что же это могло быть, кроме такси? Я ведь машину через диспетчера вызывал.
Примус проводил свидетеля (что Зямин — не убийца, у Нечаева сомнений уже не оставалось) и вернулся в кабинет. Вопросительно глянул на начальника.
— Вот так, — сказал Нечаев. — А как хорошо начиналось! Пальчики, ножик…
— Может, врет? — безнадежным голосом спросил Примус.
— Время, — сказал Нечаев. — Такси. Чую я, что пустышку тянем, но доработать этот момент нужно до конца. Жильцов всех опросили?
— Всех, — грустно сказал Примус. — Никто, ничего…
— Слушай, — вдруг вспомнил Нечаев. — Ты ведь при осмотре тоже присутствовал, так? Ты это яйцо, опоясанное змеей, видел?
— Внимания не обратил, — сказал Примус.
— И я его не помню, — озабоченно сказал Нечаев.
Домой он попал около девяти вечера. Привычное время, раньше не получалось. Жена сидела на кухне и читала журнал.
— Есть будешь? — спросила она, глядя на Нечаева поверх очков.
— Разве что чаю, — с сомнением сказал Нечаев.
Жена налила ему чашку чая, но из кухни не уходила, топталась рядом со столом, и по всему ее виду можно было понять, что хочет она что-то спросить, да не решается. Давно ее Нечаев отучил интересоваться его работой. Но на этот раз любопытство все-таки пересилило.
— Сережа, правду люди говорят, что Медника убили?
— Да что же это такое? — возмутился Нечаев. — Да кто он такой, этот ваш Медник, что о нем весь город говорит?
— Здрасьте! — даже обиделась жена. — Конечно, тебе это не надо. Вам, мужикам, одно подавай! А Илья Николаевич такой специалист, лучше его в городе нет! Да что в городе, в стране такие поштучно считаются, дар у него от Бога, только вам, мужикам, этого никогда не понять!
Фыркнула и отправилась смотреть сериал «Обреченная на любовь».
— Что скажешь, Евграфов?
Примус пожал плечами.
— Не соврал наш доцент, — сказал он. — В десять ноль пять он от Медника уехал. Таксист подтвердил. И запись в журнале у диспетчера подтверждает. Только ведь это ничего не доказывает, он вполне мог вернуться. Помнишь, как начальник лаборатории НИИ АСУ свою лаборантку прихлопнул, когда разводиться не захотев?
— Ты сам до этого дошел или подсказал кто? — сухо спросил Нечаев.
— Ну, — потупился Примус.
— Времени у тебя свободного много. Да и я хорош, не проявляю должной требовательности к подчиненным.
Примус смущенно улыбнулся.
— Да ладно тебе, Иваныч, скажешь тоже! Пашем, как негры на плантации, за сущие гроши. Мне уже жена иногда говорит, лучше бы ты грабителем был, больше бы денег в семью приносил.
— Ну, правильно, — ворчливо сказал Нечаев. — Ты — бабки в дом, сам на нары, а у нее сладкая жизнь на награбленные тобой денежки.
— Разведусь, — пообещал Примус. — Пускай за урку замуж идет!
— Все мы хорошие, когда спим зубами к стенке, — вздохнул Нечаев. — Вот такой хороший и нашего
