Дебил – до пяти лет говорить не научился. Хотя, может, с тех пор поумнел? Ладно, Прочерк / Прочерк. 0? Ну, пусть 2. Хорош с родичами, пошли к остальным.
«Друзья. Сослуживцы. Контакты. Актуальные соученики».
Ольховский Виктор Германович, 1987. Архитрав. Эпиз… ну, пусть Эпистиль. Умный / Выскакивающий. Ну, баллов на 25, я думаю, потянет… У-э-а-а-й… а сколько там натикало? О-о, всё. Тень, кормежка закончена, всех близких тебе скормил и даже дальних! Спать-спать-спать.
– А чего тебя вообще на дороги потянуло, типа на панель? Вроде, не твоя поляна. Ты ведь у нас птица высокого полета, башни громоздить безбашенно, генпланы генерировать…
– А мне сверху видно всё.
– А что тут видеть? Вариантов-то раз-два и обчелся. Или дублерку реанимировать, или в ярусы.
– «Взгляд, конечно, варварский, но верный». Только это, Ванек, взгляд с нулевой отметки, то ись – бэспэрспэктивный. С нулевой – какая ж перспектива?
– Да? А какие ты нам откроешь светлые перспективы?
– Ну, может, какие-нибудь и откроются. Только уж, извини, не вам. Всё, конец связи.
– Да где уж нам… открывалка.
– Ваня, у Женьки день рождения скоро… Ну, то есть, не так скоро, но – шестнадцать лет. Что-то надо.
– Думал уже. А что она хочет, ты знаешь?
– Гибкие мобильные компьютеры появились, «могики». Те же мопсы, но не наручные, а в виде бандана и с камерой-проектором во лбу. Насте, подружке ее, родители только что привезли. Их еще стилизуют под индейские… «Новые могикане»!
– Видел. Но он же через год будет в десять раз дешевле.
– Ванечка, через год он будет у всех и будет уже не нужен. Я понимаю тебя, нам это трудно, но это не только игрушка, у них ведь не обычная школа, там нельзя выпадать из круга.
– Ну ты реально посмотри…
– Ванечка, я знаю, ты не любишь, но за ее зимние Альпы ведь заплатил отец, это не на мои гонорары. И за круиз тоже. Ты ведь это понимаешь, что же закрывать глаза. Ну, давай я у него просто в долг попрошу…
– Нет! Он двадцать лет простить себе не может, что рано подарил тебе квартиру. А ты и выскочила за сельского урода…
– Ваня, ну у него другие понятия о жизни…
– Не говори ему ничего. Подумаем.
– Ну, хорошо. А что ты такой?
– Какой «такой»?
– Ну я же вижу. Случилось что-нибудь?
– Ничего не случилось… С Витькой тут базарили.
– С Архитравом? Кстати, за какие архитектурные достоинства его так прозвали?
– Травил много.
– А «Эпистиль» – потому что у него был эпический стиль или просто по синонимии?
– Просто… Просто потому что это иначе произносилось. Тоже в конкурс полез. Чего-то выдумывать собирается.
– Ну, он же человек с выдумкой.
– Да что тут можно выдумать? Расширение старой не везде проходит, значит, по-любому, нужна еще дорога, параллельно или ярусами, и я докажу, что эстакады быстрее и дешевле. И перспективнее. Уже доказал. И не надо вырубать ни лесов, ни экологов…
– Так что же ты тогда нервничаешь? Пиццу с курицей будешь?
– Будешь… Я не нерн… не нервничаю, а я не понимаю, что тут еще можно выдумать. Канал прорыть Москва-Питер и сплавлять.
– Свежее решение. Тебя в самом деле так беспокоит…
– Он что-то придумал. Я чувствую. Не полез бы он с еще одним стандартным вариантом в дорожный конкурс – зачем? Нет, он что-то придумал… И я не понимаю – что, понимаешь? Спасибо, не хочу больше, извини.
– Ваня, ну ты же ничего… Ну чаю-то…
– Потом, потом.
– Привет, милый. Можешь говорить, да? Я сейчас в редакцию, наверное, до вечера… мопса поверни, я тебя не вижу. Ой, бабушка, а почему у тебя такие большие очечки?
– Да в тех уже не вижу ни черта, левым особенно.
– Ваня, у Эли есть знакомый окулист, профессор…
– Вот и пусть они друг другу очки втирают. Во парилка, да? Мокрый до этой самой… – опять кондёры вырубили по всему зданию.
– Лимит выбрали? Что он у вас такой маленький?
– Да нормальный, просто все гибридов своих из институтской розетки заряжают… и я тоже.
– А окна открыть?
– Да все уж пооткрывали, которые и не должны, и все равно духовка. А наверху вообще баня: там целиком не открыть, только щели… Ты где едешь, покажи… А, стоишь в пробочке. Ну, я тебя тогда поразвлекаю. Федьку моего сейчас умыли.
– В каком смысле?
– В прямом. Ветерок подул – у нас тут роза такая, что всё в нашу сторону несет – он и подошел к окну подышать, подымить…
– А вы, что же, и курите там? Не отходя от кассы?
– Ну, начальства же нет: на виллах, живьем и не появляется. Ну вот, выставился весь за окно, еще и рубашку расстегнул, а сверху откуда-то чайник выплеснули – он все и собрал на впалую грудь. Зеленый был. Ароматизированный.
– И горячий?
– А ты, оказывается, садистка… Нет. Но все равно обиделся, побежал искать, какая это…
– Нашел?
– Да найдешь там…
– Записано же все.
– Ну, он не хакер, а просто так в надзорную сеть кто ж его пустит, ароматизированного? Она для начальства – или если какие-нибудь ментокрылые налетят.
– Уличные же камеры – в открытой сети.
– Милочка, мы несравненно выше этого подглядывания: уличные на первых этажах, а мы на семнадцатом… Да, погоди-ка, не отключайся, тут к нам сродственничек в гости собирается, племяш мой двоюродный, Дашкин сын. Он – ну, не то чтобы совсем дебильный был, но отставал малость…
– Я помню, помню, ты рассказывал. Гнуся, да?
– Гуня. Ну, вообще-то, Даня, Данила, а Гуня – это по малолетству. Но я же его с тех пор и не видел. Больше десяти лет. Вот, вырос, выучился, поступать приезжает.
– Ой, молодец. Ну и прекрасно, поможем подготовиться. Он куда хочет?
– Да я думаю, он хочет от армии закосить. Ну, посмотрим. На днях должен объявиться.
– Звонил?
– По емеле сообщил. Где только адрес узнал…
– Ну вот, значит, в сети искать умеет, уже кое-что. Талантливые дети подросли, а нас всё молодыми сетеррористами пугают, вместо того чтобы обычных ловить. Ты когда сегодня?
– Да скоро, все одно и дома еще доделывать.
– Ну что, опять до утра сидишь? Вдовец соломенный.
– Нет, сейчас, мопса только вырублю, а то он у меня все пишет, как шпион… Знаешь, только не смейся… я со всеми этими делами… как-то в самом деле по тебе соскучился…
– О боже мой, да ты здоров ли, милый?.. Ну не сходи с ума!
– Слушай, я… я люблю тебя!.. слышишь?
