Полдень, XXI век (июль 2011)

Князь, изволите ли видеть! У них там, в Сакартвело, каждый холодный сапожник – князь. С генеалогическим древом. На котором ночует, зацепившись хвостом.

Вот ни в коем случае не проявить, товарищ Крылатко! Сапожник мнителен и мстителен, как всякий убогий, в глубине души осознающий собственную убогость. (У Сапожника есть душа? Мы атеисты, гм!) И хочешь, не хочешь, товарищ Крылатко, придётся изображать.

Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство. Не каприз – указ! Нарком юстиции просто по должности обязан блюсти указ. Пусть ещё петровский – от 09.12.1709. Сто тридцать лет исполнилось, однако. Но ведь указ никто не отменял? Во всяком случае, наркому юстиции об этом ничего не известно. А он бы первым знал. Хотя бы просто по должности.

Так что – изображать. Терпеть Абрамчика. Раскатисто ржать над любой как бы шуткой. Вставлять идиотское «само собой» через слово…

Пожалуй, это мнимое косноязычие – наиболее мучительно. Если хотите знать, товарищ Крылатко прирождённый трибун! Ещё в детстве Цицерона штудировал, «Трактаты» Апулея наизусть цитировал! По бумажке – никогда! В словесной дуэли не кого-нибудь, а господина Временского перестрелял. Было, было! В канун Переворота, в Каменец-Подольске, на съезде фронтовиков. А господин Временский – оратор ого-го! Прозвище – Главноуговаривающий! А прапорщик Крыленко возьми да перестреляй: «Если приказ будет, я пойду в наступление, но убеждать своих солдат наступать не буду!». Отбрил! Камня на камне! Вспомнить приятно!

(Правда, перестрелял – не значит уничтожил. Вот Сапожника здесь не превзойти. Виртуоз! В том числе, спихивая с больной головы на здоровую.

Драпанул ведь, ссыльный, из Сольвычегодска – в женском платье! Местная учительница, дура сочувствующая, приготовила сарафан, платок на голову. Переоделся в женское и на лодке – через Вычегду, а там лесами, лесами… Картинка! Небритый- щетинистый – в платочке, кривые-волосатые ноги из-под задранного сарафана. Картинка! Смех смехом, но почему-то сей документальный факт никто не помнит, не знает. Зато спустя восемь лет и по сию пору все помнят, знают: Временский бежал из Питера от Сапожника сотоварищи в женском платье. Господин Временский до хрипоты, до рвоты тщится доказать из эмиграции: не было такого, не было! гнусная инсинуация! Оратор ого-го! Но кое- кто виртуозно спихнул с больной головы на здоровую. Смирись, гордый человек. Ты уничтожен.)

Вот и товарищ Крылатко, прирождённый трибун, вынужден теперь тупо «самособойкать». Иначе Сапожник глянет мнительно, этак с прищуром. Говорун, да? Отличаешься умом и сообразительностью, да? Хочешь сказать, что лучше Князя можешь сказать? Допустим, не допустим!

Само собой, не допустим, Князь! Кто может сказать лучше Князя?! Никто! Ни в какое сравнение! Посмотрите, как он кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры!

Международные авантюристы и поджигатели войны потому по заслугам именуются международными авантюристами и поджигателями войны, что по самой сути своей являются поджигателями войны и международными авантюристами.

Златоуст! С-сапожник, сын сапожника!

И, конечно, редкостный ум! «А что думает по этому поводу товарищ Ляскер (Крылатко, Свершинский, Рэбия, Мракосовский)?» Я-то, профессор, знаю. Просто испытываю, насколько вы, студенты, подготовились.

Беспроигрышная манера, беспроигрышная! Снова с больной головы на здоровую! Если в дальнейшем – пан, то – он пан. Если в дальнейшем – пропал, то – не он, а эти… Ведь спрашивал их, советовался. У Князя, допустим, было совсем иное мнение, совсем не такое решение. Но разве мог он спецам не довериться?! Никак не мог. Он же не диктатор, всё коллегиально. И вот – результат! Плачевный, товарищи, результат. Не для Князя, конечно, плачевный. Для этих. Которые да пребудут в перманентном состоянии вины. Казнить или миловать – тут уж без сторонних советов, как-нибудь сам. И не сразу. Пусть эти подёргаются. До чего ж забавно дёргаются!

Гм. Аналогичный случай произошёл в Тамбове, как говорят в Одессе. То есть, само собой… (Тьфу ты, зараза! Хуже сыпняка! Хоть наедине с собой без «самособойканья»!) Разумеется, не в Тамбове, как бы там ни говорили в Одессе. Но что аналогичный, то аналогичный.

Карт-бланш, изволите ли видеть! Вот спасибочки, вот счастье-то, низкий поясной поклон!

И ведь что характерно? Знаешь заранее, ведь знаешь! И – ловишься! При всей декларированной предельной осторожности. Поймался, руководитель всесоюзной шахматной?! Ну… да. И ловишь себя на том, что уже дёргаешься: час от часу не легче!

Гм. Час от часу. Пунктуальность на грани абсурда – есть такое. Цейтнот и товарищ Крылатко – нонсенс. Вечно на флажке, но всегда успевал. А тут…

Тут, на Дальней даче, в дюжине вёрст, у пруда, посреди английского парка – сидишь в машине, чтобы не стоять над душой у синклита. («Я тогда в машине пока посижу…»). Сквозь лобовое отрешённо пялишься на пульсирующий родник, грот с львиной головой. И нервом слышишь, как убывает журчащее время – толчками.

Само собой (тьфу, зараза!), можно бесконечно смотреть на то, как течёт вода. Но – цейтнот.

И ведь не поторопишь синклит! (По Сапожнику – «могучая кучка». Товарищ Крылатко предпочтёт «синклит».) Спешка уместна при ловле блох, не в шахматах. Если на каждый возможный ход уделять по минуте, сорок тысяч дней и ночей надобится – для исчерпания всех 208 089 907 200 вариантов расположения фигур на доске. Вы что! Торопиться не надо, торопиться не надо. Вам, товарищ нарком, шахматы или ехать?

Положим, шахматы. Но и ехать. Сорок тысяч дней и ночей – и думать забудь, синклит. Помни про флажок! Не забыл про флажок, синклит?

Не стойте над душой. Синклит не забыл. Синклит думает. Немедленно ощетиниваясь: «Сами знаем, что задача не имеет решения. Мы хотим знать, как её решать». Отстаньте. Они думают. Сибиряк Измайлов, товарищи Лилиендаль с Флёром. И примкнувший к ним Ляскер.

Сумасшедший дом! Друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают всё время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются и, самое главное, вильнув хвостиком, исчезают. И снова надо всё обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему стало всё плохо, когда раньше всё было хорошо – до сорокового Rh6!

Может, и он на что сгодится? Всё-таки руководитель всесоюзной шахматной…

– Вы, конечно, очень милы, товарищ нарком, но будете просто очаровательны, если уйдёте.

Нет, право, Измайлов несносен! Вы же понимаете, товарищ нарком, всего лишь цитата, ничего личного. Мы же с вами понимаем, товарищ нарком?

Допрыгается, фрондёр! Золотое правило: Ходом считать передвижение фигур по доске, а не любые слова, которые это перемещение сопровождают. И не в одних только шахматах… Сам сформулировал, и сам же язык распускает, дурак-сибиряк! Каждое слово пишется! Ещё б Сапожнику процитировал: Вы, конечно, очень милы… Впрочем, с дурака станется. Дальше Сибири не сошлют, напугали сибиряка ссылкой! Фрондёр ты, фрондёр! Если б ссылка – самое худшее из всех зол, самое суровое из возможного…

Жалко. В принципе, ведь большущий талант. Да, невостребованный после первого успеха. Ну, так ждать и надеяться! (Наркомы тоже не лаптем щи, тоже почитывают классику жанра!)

И пожалуйста – ведь дождался! Вот тебе шанс, Измайлов! Сыграть против самого маэстро, против Ерохина! Пусть не догадываясь об этом.

Или догадываясь? Что-то нарочит сибиряк в последнее время, да все сорок дней. Шумлив не по чину, а в глаза товарищу наркому смотрит со значением. Или догадываясь не только о том, против кого игра белыми, но и о том, за кого? Вряд ли. Как игрок, положим, большущий талант, но в повседневности – не семи пядей во лбу. (Все большущие таланты, в