Я взяла и честно призналась. С Софьей Александровной мне было настолько легко и просто, что хитрить не хотелось.
— Вы совершенно правы, Наденька. У нас с нею действительно договорная основа, и я держу ухо востро. Она мне оказывает довольно много услуг — помогает по хозяйству и еще кое-какие мелочи. Я рада, что у вас верный глаз. А что вы думаете о характере вон той юной особы? Вот этой, в пикантных коротких штанишках.
И мы с увлечением принялись рассуждать о том, каков, по нашему мнению, тот или иной человек, причем, как ни странно, разногласий у нас почти не возникало. После первой прогулки последовала вторая. Я стала почти ежедневно забегать к своей новой знакомой на чай, тем более, что родители мои в конце апреля уехали в деревню, где лет двадцать назад по дешевке приобрели небольшую развалюху. Эту развалюху (точнее, окружающий ее сад) они любят до самозабвения и готовы проводить там по полгода.
Глава 3
Софья Александровна рассказала мне кое-что о себе. Муж ее ушел в лучший мир больше двадцати лет назад — впрочем, в почтенном возрасте семидесяти двух. У них была единственная дочь, умершая совсем недавно. После ее смерти отношения с внучкой, к сожалению, серьезно разладились.
— Бедная Люба, увы, характером не в нашу породу. Она легко поддается влиянию и не склонна заглядывать вперед. В восемнадцать лет она совершила мезальянс, и это испортило ей жизнь.
Я удивилась:
— И что вы считаете мезальянсом? Вас не устроило происхождение жениха?
— Дело не только в происхождении. В конце концов, многие выходцы из простой среды прославили Россию своими талантами. Сергей же никогда не поднимется над своей средой. Наоборот. Клерк в заштатном конструкторском бюро — вершина его карьеры. Впрочем, и это не главное. Уровень его эмоциональных и интеллектуальных возможностей очень низок, и диплом о высшем образовании ничего тут не изменил. Зато уровень притязаний превосходит все пределы. Поэтому Сергей убежден, что все его недооценивают и все перед ним виноваты.
— То есть ворчит с утра до ночи? — уточнила я.
— Именно так. Больше всего, разумеется, достается Любе, поскольку она под рукой. Все, что она делает, подвергается критике. Если бы у него была другая жена, он бы, как ему мнится, добился большего. И если б у него были другие коллеги… и другие соседи… и вообще мир вокруг был другим. При этом его мышление абсолютно неконструктивно. Ему никогда не придет в голову задуматься, что за невозможностью изменить мир остается спланировать собственное поведение так, чтобы добиться желаемого. Или, в крайнем случае, попытаться изменить свои желания. Время от времени он напивается, однако даже это не приносит ему радости. Он становится более агрессивным и без умолку перечисляет якобы нанесенные ему обиды. Кроме того, он патологически скуп. Сочетание жадности и глупости представляется мне одним из самых неприятных. В такой атмосфере Люба живет уже десять лет. Трудно было бы надеяться, что это не изменит ее к худшему.
— А почему бы ей от него не уйти? Тридцать лет — совсем не много для женщины. К тому же она поддается влиянию, да? Значит, и вашему тоже.
— Вы правы, Наденька, но я дала слово Вере. Вера — моя дочь. Видите ли, в свое время я позволила себе вмешаться в ее личную жизнь. Я по-прежнему считаю, что от этого она стала только счастливее, однако не могу не признать свою неправоту. Она стала счастливее, но неудовлетвореннее. Человек сам выбирает, какие совершить ошибки, и мешать ему не следует даже для его пользы. Любовь к дочери ослепила меня. И я пообещала Вере, что с Любой такого не повторится. Поэтому я держу нейтралитет. В результате я вижусь с Любой, помогаю ей материально, но духовной близости у нас нет. А Сергея стараюсь избегать. К тому же он слишком явно дает понять, что я зажилась на свете. Ему не терпится получить все это, — Софья Александровна сделала широкий жест рукой. — А мне при мысли о том, что такие чудесные вещи достанутся тем, кто не умеет их ценить, хочется жить вечно.
«Интересно, — вдруг задумалась я, — а откуда у Софьи Александровны средства, чтобы помогать внучке материально? Не с пенсии же? Или она потихоньку распродает антиквариат? Хотя нет, она его, наоборот, приобретает».
Я вспомнила поразивший меня эпизод. Во время одного из своих визитов я заметила, что хозяйка необычно оживлена. Я полюбопытствовала, что случилось, и она призналась, что скоро должны принести вещь, которую она искала несколько лет. Это оказался старинный комод, черный с перламутровыми инкрустациями. Однако поразило меня другое. Его принесли четыре молодых человека, представившиеся посланцами фирмы «Сириус». А этот «Сириус» был мне хорошо знаком. Вернее, хорошо помозолил мне глаза, поскольку его офис располагался на первом этаже того дома, где жила Софья Александровна, и я постоянно проходила мимо.
— А что, «Сириус» занимается антиквариатом? — осведомилась я. Меня это заинтриговало по одной простой причине: по радио ненормально часто передают рекламу различных антикварных магазинов, и всегда подчеркивается — «мы покупаем антиквариат по самым высоким ценам». Создается впечатление, что цель магазина — купить, а не продать. Или сейчас столько желающих вложить свои капиталы в старинную мебель, что они стоят в очереди и готовы за что угодно заплатить бешеные деньги? В общем, мне давно хотелось в этом разобраться.
— Нет, — с улыбкой ответила Софья Александровна, — обычно они не занимаются антиквариатом. Просто они помогают мне решать материальные проблемы. Сейчас принято заниматься благотворительностью, и «Сириус» в качестве ее объекта выбрал меня. Мне вообще везет.
Я постеснялась уточнить, выражается благотворительность загадочного «Сириуса» только в доставке комода или также в его оплате, однако в любом случае не удивиться не могла. Потрясающая благотворительность — поставлять старушкам старинную мебель!
Впрочем, Софье Александровне и впрямь везло — или же, что более вероятно, она умела устраивать свои дела. Например, к ней на дачу нас возил на машине некий Андрей — неприятный тип лет двадцати пяти с перебитым носом и татуировкой на обеих руках, столь похожий на мое чисто умозрительное представление об уголовниках, что я не удержалась и откровенно спросила, не сидел ли он в тюрьме — спросила, разумеется, не у него, а у своей спутницы, когда мы остались наедине.
— В колонии, — уточнила она. — Четыре года. Однако освобожден досрочно за поразительно примерное поведение и теперь приобрел дачу по соседству с моей. Там мы и познакомились. Очень удобно иметь под рукой человека с автомобилем, не правда ли? Я в любой момент могу к нему обратиться. Не томиться же в переполненной электричке! К тому же он заодно со своим обрабатывает также и мой участок.
Мои брови поползли вверх, а Софья Александровна спокойно продолжала:
— Там не очень много работы. Я не любительница огородов, и в основном у меня цветы, кусты да плодовые деревья, но пару клубничных грядок стараюсь иметь. И гостям предложить, и самой полакомиться. А о Андрее не волнуйтесь. У нас с ним… ну, по-вашему — бартер. Выбросьте это из головы!
И я почти выбросила, хотя мрачные взгляды, которые бросал на нас бывший уголовник, иной раз заставляли меня содрогаться, особенно при сравнении с угодливостью его манер. А тихой старушке хоть бы что! Сидя в тенечке, она с удовольствием наблюдала, как я купаюсь в речке, и ее нисколько не смущали всякие там взгляды.
Глава 4
Встречи с Софьей Александровной принесли мне много радости, однако им был отмерен недолгий срок. Примерно через два месяца после нашего знакомства часов в одиннадцать душного июньского вечера
