А Мельникову показал кулак и ушел.
- Пойдемте отсюда, - спокойно сказала Наташа и подала Илье Семеновичу его портфель, который она не забыла захватить и с неловкостью прятала за спиной. Из школы вышли молча. Ему надо было собраться с мыслями, а она не спешила расспрашивать, спасибо ей.
Во дворе Мельников глубоко втянул в себя воздух и вслух порадовался:
- А здорово, что нет дождя.
Под дворовой аркой они опять увидели Николая Борисовича, которого держал за пуговицу человек в макинтоше и с планшеткой - видимо, прораб. Он что-то напористо толковал про подводку газа и убеждал директора пойти куда-то, чтобы лично убедиться в его, прораба, правоте.
Мельников и Наташа прошли мимо них. Взглядом страждущим и завистливым проводил их Эн Бэ.
В этот час в школе задерживались после уроков несколько человек из девятого 'B'.
- Ребята, ну давайте же поговорим! - убеждала их изо всех сил комсорг Света Демидова. - Сыромятников, или выйди, или сядь по-человечески.
Сыромятников сидел на парте верхом и, отбивая ритм на днище перевернутого стула, исполнял припев подхваченной где-то песенки:
Бабка!
Добра ты, но стара.
Бабка!
В утиль тебе пора!
По науке строгой
Создан белый свет.
Бабка,
ну, ей-богу,
никакого бога нет!
Костя Батищев и Рита тихонько смеялись на предпоследней парте у окна. Он достал из портфеля человечка, сделанного из диодов и триодов, и заставлял его потешать Риту.
Черевичкина ела свои бутерброды; Михейцев возился с протекающей авторучкой; Надя Огарышева и Генка сидели порознь, одинаково хмурые.
- Ну что, мне больше всех надо, что ли? - отчаивалась Света. - Сами же кричали, что скучно, что никакой работы не ведем… Ну, предлагайте!
- Записывай! - прокричал ей Костя. - Мероприятие первое: все идем к Надьке Огарышевой… на крестины!
Надя с ненавистью посмотрела на него, схватила в охапку свой портфельчик и выбежала.
- Взбесилась она, что ли… Шуток не понимает… - в тишине огорченно и недоумевающе сказал Костя.
- Ну зачем? - вступился за Надю Михейцев. - Человеку и так сегодня досталось зря…
- А пусть не лезет со своей откровенностью! - отрезал Костя. - Мало ли что у кого за душой,- зачем это все выкладывать в сочинении? Счастье на отметку! Бред…
- А сам ты что написал? - спросил Генка угрюмо.
- Я-то? А я вообще не лез в эту тему, она мне до фонаря! Я тихо-мирно писал про Базарова…
- По науке строгой
Создан белый свет.
Бабка,
Ну, ей-богу,
Никакого бога нет! -
- прицепилась эта песенка к Сыромятникову и не хотела отстать.
- Кончай, - сказал ему Генка. - Батищев прав: из-за этого сочинения одни получились дураками, другие - паскудами…
- Почему? - удивилась Черевичкина. - Чего ты ругаешься-то?
- Ну мы же не для этого собрались, Шестопал! - продолжала метаться Света Демидова. - Не для этого!
- Сядь, Света, - морщась, попросил Генка. - Ты хороший человек, но ты сядь… Я теперь все понял: кто писал искренне, как Надька, - оказался в дураках, об них будут ноги вытирать… Кто врал, работал по принципу У-2 - тот ханжа, 'редиска' и паскуда. Вот и все!
- Что значит У-2? - заинтересовалась Рита.
- Первое 'у' - угадать, второе 'у' - угодить… Когда чужие мысли, аккуратные цитатки, дома подготовленные, и пять баллов, считай, заработал… Есть у нас такие, Эллочка? - почему-то он повернулся к Черевичкиной, которая мучительно покраснела:
- Я не знаю… Наверно…
- Что ж ты предлагаешь? - обеспокоенно спросила Света.
- Разойтись, - усмехнулся Генка. - Все уже ясно, все счастливы… - видно было: с головой накрывала его печаль оттого, что к таким и только таким оценкам с неизбежностью подводила жизнь…
Черевичкина спрятала в полиэтиленовый мешочек недоеденный бутерброд и стала собираться.
Михейцев был задумчив.
Костя тихонько уговаривал Риту идти с ним куда-то, она не то кокетничала, не то действительно не хотела, - слов не было слышно.
А Света Демидова вдруг объявила:
- Знаете что? Переизбирайте меня. Не хочу больше, не могу и не буду!… Ну не знаю я сама, чего предлагать…
Сыромятников спел персонально припев про бабку: что, хотя она и добра, самое время ее - 'в утиль'… А потом у него и для Риты с Костей нашлось что спеть; он выдал этот куплет (из той же, похоже, песенки), ласково следя за ними, за их переговорами:
Выйду я с милой гулять за околицу,
В поле запутаем след…
Мы согрешим, -
Ну, а бабка помолится
Богу, которого нет.
- Самородок… - глядя сквозь него, сказала Рита.
Мельников и Наташа шли по улице. Она не поехала на своем автобусе, а он не пошел домой. Не наметив себе никакой цели, не отмерив регламента, они просто шли рядом, бессознательно минуя большие многолюдные магистрали, а в остальном им было все равно, куда идти.
Была пятница. Люди кончили работу. С погодой повезло: небо освободилось от тяжелых, низких туч, вышло предвечернее солнышко, чтобы скупо побаловать город, приунывший от дождей.
Может быть, не надо нам слышать, о чем говорили, гуляя, Наташа и Мельников? Не потому, что это нескромно, а потому, что это был тот случай, когда слова первостепенного значения не имеют. И есть вещи, догадываться о которых интерес нее даже, чем узнавать впрямую. Скажем только, что идиллии не получалось, что для этого мельниковская манера общаться слишком изобиловала колючками… Трудный он
