Блейк сел во главе стола, на почётном месте. Сурово окинул взглядом всех присутствующих. Чем хорошо быть Тёмным Властелином — никто никогда не ждёт от тебя ничего хорошего, а плохое воспринимает, как должное.
— Дершель, объяснись. Почему вы обижаете моих людей?
Даже такой тёртый калач, как глава гномьего совета, не ожидал такой прыти от человеческого правителя.
— Прошу прощения, Ваше Темнейшество, — наконец, после паузы произнёс он. — Не могли бы вы уточнить, что конкретно имеете ввиду?
— Я всё перечислять не буду, додумаешь сам. Угрозы шахтёрам, петиции, падение качества оружия, поставляемого в королевскую казну… Каждого пункта в отдельности достаточно, чтобы дать вам хорошего пинка под зад.
По комнате пробежались еле слышные шепотки: присутствующие гномы шаркали, кашляли в бороды, тихо переговаривались.
— Вы не посмеете, — не очень уверено возразил Дершель после паузы.
— И что же, по-твоему, должно меня остановить?
— Вы не бросите на произвол судьбы наших женщин и детей…
— А ты, лишая МОИХ людей работы, не бросаешь на произвол МОИХ женщин и детей?
Дершель замешкался, пытаясь придумать достойный ответ, но Блейк уже продолжил:
— Я даю вам ещё один шанс. Отныне вы находитесь на одинаковых условиях с другими работниками: никаких льгот, освобождения от налогов и более высокого приоритета ваших товаров на границе. Посмотрим, как вы справитесь. И если я услышу очередную жалобу, будьте готовы к выселению. Мы друг друга поняли?
— Да, Ваше Темнейшество…
— Хорошо. Надеюсь в этот раз увидеть вас на ежегодном собрании. Не игнорируйте больше моих приглашений.
— Всенепременнейше, Ваше Темнейшество, — Дершель поклонился. Вслед за ним в испуге склонились все присутствующие гномы.
— До свидания.
Только в карете Блейк позволил себе немного расслабиться: ещё в горнице беспричинно начала болеть голова, и поэтому переговоры пришлось свернуть так быстро. На самом деле он собирался обставить всё совершенно иначе и добиться совсем других результатов, но испугался, что от боли не сможет себя контролировать и что-нибудь испортит. Давно такого не случалось. Блейк потёр виски. Всё становится слишком серьёзно. К Лампе. Срочно к Лампе.
Клорис, подталкиваемый сзади Акацией, неуверенно зашёл в гостиную. Магнус и Эшби сидели у камина и играли в шахматы. Изящные резные фигурки, казалось, вот-вот сломаются в огромных руках слуги, но, судя по диспозиции на доске, партия продолжалась уже довольно долгое время, а все фигуры были целы.
— А, Клорис! — маг заметил мнущегося у дверей эльфа. — Заходи, заходи. Отлично выглядишь. Как тебе новая одежда? — поинтересовался он, когда эльф подошёл поближе.
— Она серая, — не очень уверенно, как будто бы не веря собственным глазам сообщил Клорис. Магнус ещё раз придирчиво осмотрел своего нового живого слугу: просторные серые штаны, плотно перехваченные снизу лентами того же цвета, просторная серая рубашка со шнуровкой по рукавам и у горла, широкий тряпичный, тоже серый, пояс.
— По-моему, отличный цвет. В глаза не бросается, не сильно маркий… — Магнус сделал вид, что не знает, что серый у эльфов считается цветом траура.
— Но он серый!
— Но ты слуга некроманта! В каком наряде ты собирался разгуливать по городу? В розовом? В лиловом?
— Хотя бы обычные цвета…
Но Магнус резким движением руки заставил Клориса замолчать.
— Эшби, принеси, будь добр, шапку.
Слуга беззвучно встал и вышел. Через некоторое время он вернулся с довольно странным колпаком всё того же серого цвета. Вокруг по краю к нему была пришита полупрозрачная ткань со схематическим изображением закрытого глаза. Магнус торжественно надел шапку на Клориса и полюбовался результатом: наружу торчали только острые эльфийские уши.
— Нужно что-то сделать с твоими ушами, — наконец, с лёгкой ноткой недовольства произнёс маг. — Они тебя выдают… с ушами.
— А что с ними?
— Торчат. Как ты смотришь на то, если мы их укоротим?
Эльф испуганно попятился назад и наткнулся на всё ещё стоявшую за ним Акацию.
— Ладно, можно не отрезать. Думаю, подойдёт, если мы их просто примотаем к голове. Запомни первое правило: живой слуга некроманта должен олицетворять собой безликую серую тень своего хозяина. Не вздумай при посторонних открывать лицо, снимать шапку или каким-то другим образом обнаруживать свою личность, — Магнус закрыл глаза и устало помассировал переносицу. — Я не такой консерватор, как многие мои коллеги по цеху, поэтому в свободное от службы время можешь одеваться в мирскую одежду и заниматься мирскими делами под собственным именем. Также я не имею ничего против других пристрастий, если они не будут мешать работе. Как то, можешь: употреблять напитки или посещать девиц. Прошу только не курить и не пить пива и эля, после них отвратительно несёт брагой. По этой же причине не ешь сильно пахнущую еду, когда будешь в городе по своим делам. Это второе правило. Третье правило: при посторонних молчать. Голос — такая же отличительная черта, как эти твои торчащие уши. Про работу по дому и в лаборатории: тебе помогут Акация и Эшби. Они неразговорчивые, но думаю, вы найдёте общий язык. Отдельно хочу уточнить про лабораторию: там много опасных предметов, поэтому без меня старайся ничего не трогать. Есть вопросы?
— придётся ли мне делать что-либо противозаконное?
— А как же, — Магнус хохотнул. — Для моих рецептов необходимо разрывать свежие могилы, добывать кровь младенцев и собирать кошмары юных девственниц. Ладно, ладно, шучу. С тех пор, как свод некромантов вступил в круг магов, мы стараемся не нарушать гражданские законы. Снимай шапку и отправляйся на кухню за Акацией. Сегодня вечером я жду гостей из магистрата. Они ещё не знают, что у меня появился новый слуга, так что постарайся в основной части дома пока что не показываться.
— Я понял, ваше магичество.
— Магнус, просто Магнус. А теперь иди.
'Приманка сорвалась с крючка и скрылась, поэтому пташка не спешит к кормушке. Ищу гнездо'. — Оро ещё раз перечитал корявые руны на клочке бумаги и вздохнул. Большой Молот за такое может и по шапке надавать, но делать нечего: что случилось, о том и нужно рапортовать. Он осторожно свернул бумагу в свиток, и вложил в маленький тубус, привязанный к ноге тревожно курлыкающего голубя. Тяжела работа подпольного агента.
Стоял погожий денёк, какие нечасто здесь бывают в такое время года. Лужи на разбитой дороге почти полностью высохли, и первые весенние птицы радостно чирикали, перепархивая с ветки на ветку. Издали нарастая донёсся странный гул, и вскоре уже можно было явственно различить отдельные гневные выкрики, нарушавшие лесную идиллию. Не прошло и минуты, как из-за поворота появилась небольшая кавалькада и в сопровождении яростно лающих собак во весь опор промчалась мимо.
Прошло ещё какое-то время, осела обратно на дорогу поднятая лошадиными копытами пыль и вновь запели птицы. Раздался странный шорох, и неприметный замшелый валун, лежавший под бузиновым кустом у самой канавы, слегка шевельнулся.
— Ну как, они уже далеко? — сдавленным шёпотом поинтересовался он.
— Смотря как расценивать понятие 'далеко', - задумчивым и слегка мурлыкающим голосом ответила
