— Правда?
— Хочу верить…
Кондратюк ожил. На глазах его показались слезы. Не актерские. Сам уверовал в свое исцеление.
Теперь, обдумывая все случившееся с ним, я не жалею, что поверил тогда ему. Надеялся, что превозможет в себе малодушие и слабость, а почувствовав доверие к себе, станет еще сильнее…
— Спасибо, — сказал он мне на прощание.
— Хотел бы не ошибиться, — сдержанно сказал я.
И все же ошибся.
Мне скоро пришлось возвратиться в Одессу и узнать, что Кондратюк застрелился: так и не поверил в нашу победу.
…В день отъезда из Одессы я впервые увидел Жукова улыбающимся. Он достал из папки телеграмму и протянул ее мне.
«В ночь с 7 на 8 августа, — прочел я, — группа самолетов Балтфлота произвела разведывательный налет на Германию и бомбила город Берлин. 5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные — на предместья города…»
Мы решили объявить это сообщение командирам и комиссарам частей и кораблей.
Перед отъездом — это было 10 августа — я зашел к начальнику штаба Иванову, чтобы уточнить обстановку. Она была такова.
Части Приморской армии, ведя тяжелые бои, отходили и к исходу дня должны были занять рубеж Александровка, станция Буялык, Павлинка, Старая Вандалинка, Бриновка, хутор Новоселовка, Мангейм, Беляевка, Каролино-Бугаз.
Противник вклинился в стык 9-й и Приморской армий и расширил прорыв до нескольких десятков километров. Вместе с 9-й армией отходила 30-я дивизия Приморской армии. В последней остались лишь 25-я Чапаевская дивизия, сильно потрепанная 95-я и кавалерийская дивизии.
Немецкое командование, продолжая 11-й армией преследовать наши части, отходящие на восток, направило 4-ю румынскую армию на Одессу. Эта армия была усилена немецкой дивизией и танковыми частями. Противник пытался ворваться в Одессу на плечах наших отходящих войск, отрезая одновременно частям Приморской армии пути отхода, чтобы затем окружить ее.
Иванов сообщил мне также, что вчера, 9 августа, в районе Свердлово высадился воздушный немецкий десант численностью до роты. Парашютисты были одеты в красноармейскую форму. Успеха десант не имел, но подробных данных о его разгроме пока не поступило.
— Сегодня, — продолжал Иванов, — на гражданском аэродроме приземлился транспортный самолет. Высадились 15 солдат с офицером. Имели задачу захватить аэродром в тылу и подготовить его для принятия большого авиадесанта. Одесские ополченцы, несшие охрану аэродрома, увидели, что самолет со свастикой, и вступили в бой. На помощь прибыли бойцы истребительного батальона Ильичевского района. Десант был разгромлен. Захватили пятерых немцев, пулеметы и автоматы. Самолет оказался исправным. Обстановка в направлении Николаева неясна. Для прикрытия обнаженного правого фланга командование Приморской армии послало на побережье к Тилигульскому лиману отдельный понтонный батальон и поручило ему подготовить к взрыву мост и дамбу Кошары-Коблево.
Поздно ночью мы прощались с Жуковым.
— Решили все же ехать машиной? — спросил он не без тревоги.
— Я должен быть в Николаеве. А затем уж в Очакове.
— Мы можем доставить вас в Очаков на малом охотнике, а машину отправим в Севастополь с оказией.
Я поблагодарил за внимание и отказался.
— Счастливой дороги, — пожелал мне Жуков и крепко стиснул руку.
Раненые остаются в строю
Проезжая через Крыжановку, Дофиновку и Чебанку, мы перегнали несколько машин с продовольствием и боезапасом. Дорога на восток оставалась пока свободной. На обочинах шоссе попадались перевернутые и обгоревшие машины и повозки. Между Григорьевной и Сычавкой в нескольких местах шоссе было разбито прямыми попаданиями бомб. Насыпь, сделанная для объезда, обвалилась, и восстановлением ее уже никто не занимался.
На подходе к Тилигульскому лиману группа красноармейцев работала у дамбы. С ними был командир.
Я остановился. Подошел к командиру и спросил, не из понтонного ли они батальона. Командир с некоторым удивлением посмотрел на меня. Я предъявил удостоверение.
— Из понтонного, — нерешительно сказал он. — А что?
— Ничего… На Николаев идет транспорт?
— Нет.
— Вы будете взрывать мост и дамбу?
— Таков приказ.
Мы с Григорием поехали дальше. Никто не двигался ни вслед ни навстречу.
Недалеко от села Нечаянное нас остановили пограничники: старший лейтенант и два бойца. Старший лейтенант посмотрел на меня подозрительно:
— Куда едете?
— В Николаев.
— Прошу предъявить документы. — И после тщательной проверки: — Разрешите доложить. Нечаянное, видимо, в руках немцев. Лучше будет, если вернетесь в Одессу.
Позади, со стороны Тилигульского лимана, послышались глухие взрывы.
— Немцы дороги бомбят, — сказал старший лейтенант.
— Нет, это наши подорвали дамбу, — поправил его я.
— У меня нет прав задерживать вас, — снова заговорил старший лейтенант. — А все же лучше вернуться.
— Как ты, Григорий? — спросил я шофера.
— Как решите, так и будет.
— Поехали!
Нам во что бы то ни стало нужно было проскочить Нечаянное, потому что обратный путь машине уже был отрезан: понтонеры только что взорвали мост и дамбу.
Я велел Григорию ехать на предельной скорости, не останавливаясь ни на окрики, ни на выстрелы. Чтобы в случае преследования легче было отстреливаться, я сел на заднее сиденье, приготовил гранаты и карабин. Пристально всматриваюсь вперед, в стороны — никого. За нами, словно дымовая завеса, столб пыли.
Стекла в машине были опущены. Мой китель сразу стал сероватого цвета. Пыль на лицах, на руках, на зубах.
Вот и крыши Нечаянного.
— Жми!
Спина Григория застыла от напряжения, он точно слился с машиной. Я понял, что нас остановит только прямое попадание. Знакомый спуск, подъем. Тишина. Словно вымерло все.
— Проскакиваем, — сквозь зубы процедил Григорий.
Колеса машины покорно наматывали тревожные километры.
Впереди, у телеграфного столба, — небольшая группа людей. Они в нашей форме… Свои! По всем признакам — связисты.
— Как же вы, товарищ бригадный комиссар, проскочили? — недоумевал подошедший к нам мичман.
— Как видите…
