Поднимаясь по лестнице опустевшего дома, Жуков волновался. Он долго искал в карманах ключи, наконец нашел и отпер дверь. В глаза бросился стол, покрытый белой скатертью, на ней — слой пыли и ваза с поблекшими цветами. В буфете полно посуды.
В спальне — полуоткрытый шифоньер. На полках аккуратно сложено белье. По всему видно, что сборы уезжавшей семьи были спешными.
— Семья ничего с собой не брала? — спросил я.
— Только летние вещи.
— Ты будешь что-нибудь отправлять в Севастополь?
Он посмотрел на меня удивленно.
— Распорядись, — что нужно, погрузят. Время еще есть, — сказал я серьезно, зная, как дороги бывают иные вещи, особенно те, к которым привык за долгие годы.
— Город оставляю… Целый город… А ты о вещах.
По старинному русскому обычаю мы молча посидели перед дальней дорогой.
Я впервые заметил, что лицо у Жукова сильно осунулось, посерело, под глазами мешки. Он встал, медленно вышел и, не закрыв дверь, тяжело зашагал вниз по лестнице…
Проезд к порту был запружен. Всё медленно двигалось вперед.
— А ведь это еще не главные силы отходят, — с тревогой сказал Жуков.
Когда мы наконец прибыли в порт, нас поразило невероятное скопление войск, боевой техники, машин, людей, лошадей. Казалось, в этом хаосе никто не сможет ни разобраться, ни тем более навести порядок. Но это только казалось. Везде шла интенсивная погрузка боевой техники, тылового имущества, посадка вспомогательных и тыловых подразделений.
Командиры частей заранее знали, к каким причалам им двигаться, на какие транспорты грузиться. Коменданты и комиссары эвакуационных участков, причалов, пристаней делали свое дело.
Жуков отправился на крейсер, стоявший вблизи выхода из порта, а я должен был еще встретиться с начальником инженерных войск Приморской армии полковником Г. П. Кедринским, на которого после ухода в Севастополь генерала Хренова была возложена подготовка к подрыву всех намеченных к уничтожению объектов.
Я пошел на КП базы, где меня ожидал Кедринский. Он стал докладывать о том, какие объекты уже подорваны. У меня еще было много дел, а времени оставалось очень мало. Увидев, что Кедринский точно исполняет возложенную на него обязанность, я прервал его, сказав:
— Подробности доложите на крейсере.
— Товарищ дивизионный комиссар, — ответил, волнуясь, Кедринский, — прошу выслушать меня сейчас: я должен немедленно ехать на электростанцию…
И тут я понял причину его волнения. Обстановка была такова, что с электростанции, куда Кедринский считал своим долгом ехать, он мог не вернуться. Сознавая опасность, он не хотел допустить, чтобы Военный совет остался не осведомленным в том, как выполнены решения об уничтожении наиболее важных объектов.
Закончив доклад, Кедринский четко повернулся и отправился туда, куда его вел долг. Я молча смотрел ему вслед, думая: какой враг может одолеть таких людей?..
С наступлением темноты я поднялся по трапу крейсера «Червона Украина».
Не пошел в каюту: хотелось постоять у борта, посмотреть на город. Я никогда раньше здесь не был. Ничто, казалось бы, не связывало меня с Одессой, кроме этих двух с половиной месяцев войны. А душа словно оставалась здесь, в порту, в домах горящего города, в окопах, в садах и на полях, щедро политых кровью. Одесса горела, далеко-далеко распространялся огонь.
Артиллерийский гул, глухие взрывы доносились до крейсера со стороны города. А на море, по носу крейсера, вдали видны были огненные зарницы и вслед за ними слышны громовые раскаты — это корабли вели огонь, обеспечивая отход частей с переднего края.
У Жукова я застал Воронина.
Яркий свет каюты после коптилок и свечей, обычных на фронте, ослеплял. Иллюминаторы были задраены и зашторены.
— Как в порту? — спросил Гавриил Васильевич.
— В порту кромешная тьма. Электроэнергии нет. Электрокраны не работают. Крылов грузит орудия в разобранном виде. Грузят вручную, в темноте. Подрыв намеченных объектов идет по плану. Кедринский выехал на электростанцию…
В каюту зашел связной.
— В порту загорелись склады, — сказал он тревожным голосом.
Мы сразу поняли, какую допустили ошибку: пустые склады оставили без охраны, и кто-то из враждебных элементов, воспользовавшись нашей оплошностью, устроил иллюминацию во время налета вражеской авиации на порт.
К нашему счастью, ни транспорты, ни корабли не пострадали…
Жуков сообщил, что первый доклад Петрова — благоприятный.
— Читай! — Он протянул мне телефонограмму:
«Войска выполняют работу по плану. Большой затор на подходах к порту. Фронт спокоен. Петров».
— А вот и Николай Иванович доносит. — И Жуков передал вторую телефонограмму: «Выполнение плана продолжается. С теплохода «Грузия» снято 2000. Давления со стороны противника нет. Бомбили порт. Крылов».
Но вот вне всякой очереди пришла телефонограмма Петрова. Он доносил, что при отходе частей на участке 31-го полка 25-й дивизии и на участке 161-го полка 95-й дивизии противник пытался перейти в наступление в момент отхода наших частей; попытки отбиты. Потом, при встрече Иван Ефимович объяснил: запоздание с докладом получилось потому, что комдивы решили вначале отбить атаки, а потом донести.
Вскоре мы получили сообщение Кулешова, что управления, штабы и политотделы уже разместились на транспортах.
Эсминец «Шаумян» взял на буксир «Грузию» и в 19 часов вышел из гавани…
Когда нам сообщили, что в порт входят части переднего края и уже началась посадка, Жуков, Воронин и я поднялись на мостик крейсера. Там застали командира крейсера капитана 1 ранга Н. Е. Басистого: эти дни и ночи он не сходил с мостика.
Басистый сказал, что у причалов, освещенных пламенем горящих складов, в бинокль видны транспорты и прибывающие войска, остальные причалы скрыты темнотой.
Все мы думали об одном и том же: почему противник не мешает отходу наших частей? Не верит в свои силы? Считает отход перемещением, ловушкой? Накапливается на рубеже?..
Береговые батареи и 16-й зенитный дивизион должны были до последнего снаряда вести огонь, а потом подорвать материальную часть. Командующий эскадрой приказал крейсеру «Красный Кавказ» прекратить стрельбу по местам расположения противника, стоять на внешнем рейде и ждать арьергардные части, которые начали отход и будут прибывать в порт после часа ночи.
Крылов в 24 часа очередной телефонограммой донес: «Все идет по плану. Главные силы производят посадку. Арьергарды на подходе. Нажима со стороны противника нет. Осложнение в порту с погрузкой боевой техники в связи с выходом из строя всех кранов. Приказал орудия грузить разобранными. С приходом транспорта «Большевик» постараемся крейсер не перегружать. В порту несколько пожаров».
Эти доклады, поступавшие ежечасно, ожидались с большой тревогой, и только после слов: «Все идет по плану» — на душе становилось легче.
Первые барказы с бойцами арьергардных частей подошли к борту крейсера после двух часов.
— Наконец-то, — услышал я рядом вздох облегчения. Жуков от радостного волнения взял меня за плечо.
Прошло более 20 лет. А я все еще ясно вижу, как идут и идут вверх по трапу молчаливые люди, так нагруженные боезапасом, что приходится удивляться, как может человек с такой ношей передвигаться.
