больными красноармейцами и пленными колчаковцами, их палаты, как правило, находились рядом. С больными мы не воевали.
И это происходило на глазах у тех, кто прошел через «баржи смерти» или знал о них!
Читая рапорт доктора Толстова, я невольно вспомнила слова Лафарга: «Когда пролетариат возьмет власть в свои руки, он проявит акты величайшей гуманности».
Прекрасные, справедливые слова!
На борьбу с Колчаком внутренним — с тифом — брошены все силы. Объявили мобилизацию. Профсоюзы, партийные организации создали ударные комиссии.
Кроватный завод может давать сотни кроватей, а нам нужны десятки тысяч. Артели плотников организовали массовое производство топчанов, пошивочные мастерские готовят белье, сапожники — обувь. Вся мануфактура поступает по какому-либо другому назначению только после наших указаний.
Лучшие здания города одно за другим переходят к санитарному управлению. Местные работники иногда морщатся, но молчат. В новых помещениях хозяйничают комиссии работниц. Ими руководят товарищи, выделенные партийным комитетом.
Наши силы растут с каждым днем.
Командование, от полковых штабов до Реввоенсовета, относится к нашим требованиям с бесконечным доверием и вниманием. Нам помогают все. Никогда еще звание медицинского работника не было так почетно, как в те дни.
Кончилась полоса собраний, конференций, комиссий. Созданы все условия для развернутого наступления на эпидемию.
Въезд в Томск закрыли на две недели. Начиная от Тайги в город не пропускали ни санитарных поездов, ни летучек.
— Стратегический маневр, — смеется врид командарма Устичев.
Для нас, медиков, эти две недели прошли в лихорадочной работе.
Боевой штаб — Ратный, Дремлюг, Рязанский — врачи-вдохновители, врачи-организаторы, врачи- бойцы. Упсанарм действовал дни и ночи. Мобилизация персонала, обслуживание железнодорожной линии, организация лечебных заградителей, бешеный натиск на неполадки — разве уложишь все это в обычные временные рамки!
В госпиталях уже блестят пахнущие смолой сосновые топчаны. На вокзале действует эвакопункт. В городе — два распределителя.
Местные газеты ежедневно сообщают о ходе санитарных работ, называют количество развернутых коек. Это работа не отдельных людей, не оторванного от масс санитарного управления — это дело всех трудящихся Томска!
Первый санитарный поезд принимает делегация от профсоюзов, железнодорожники, работницы.
Идут и идут эшелоны…
Прошли уже все санитарные поезда, между Томском и Тайгой перестали курсировать даже летучки, а сводка показывала: «Свободные места есть».
Ни одного сыпнотифозного не оставили без призора, в военные госпитали поместили и часть гражданских больных.
Это была победа организованной воли рабочего класса над стихией голода, холода, над Колчаком внутренним.
Первые успехи окрылили.
Вся печать была тоже мобилизована на эту титаническую борьбу. «Добиться такого положения во всех городах Сибири!» — бросили лозунг газеты.
И мы добивались. Конечно, не всегда и не все шло гладко. Приходилось преодолевать сопротивление и отдельных работников и целых управлений. К громадной организационной деятельности подключились новые люди, пришли на помощь женщины-работницы. Охваченные энтузиазмом, они готовы были драться до изнеможения за госпитали, за койки, за имущество, за создание необходимых условий для больных.
Бывали нелады и с местными работниками. По-человечески, в особенности теперь, многое можно понять. Томск был санитарным центром для всей Сибири. Это мешало налаживать жизнь города. Но тогда не было возможности считаться с местными интересами.
На заседаниях губернского партийного комитета знакомимся с положением на фронте.
…Разбитый Колчак оставил после себя единственного своего союзника — вошь. По ней, по Колчаку внутреннему, надо нанести сейчас решительный удар. Вся работа проводится под партийными лозунгами. Неоценима помощь томской организации.
…Наши части заняли Красноярск, идут почти без боев, с трудом успевают преодолевать пространство. Настроение у бойцов небывало приподнятое: в пятидесятиградусные морозы делают тридцативерстные переходы!
…В Красноярске захвачено огромное количество различного имущества. Но и там свирепствует тиф. Город переполнен больными и мертвыми…
Санитарное управление выезжает в Красноярск.
Арьергард оставляем в Томске. Начэвак Упоров получает от Реввоенсовета военные полномочия. Упорову предстоит провести новую мобилизацию: сыпняк достиг своего апогея.
Снова сибирский путь, только теперь тайга уже примелькалась нам.
Поезд Реввоенсовета идет быстро. Врид командарма Устичев показывает на украшенные еловыми ветками медицинские пункты станций. Такие пункты выросли по всему пути. А украшены они, видимо, в соответствии с директивой санитарно-гигиенического отдела, где инструкторами работают наши девушки — Таня Санезон, Рахиль Сангродская, Аня Васильева.
Нигде по линии уже не видно больных, валяющихся в тифу, которые так потрясали нас раньше. Налицо результаты нашей работы.
Ночью меня срочно зовут к Устичеву. У него тяжелый сердечный приступ. Все наши старания напрасны. Замечательный большевик и командир мертв.
В трауре подъезжаем к Красноярску. И здесь сами едва избежали катастрофы.
У Красноярского вокзала крутой спуск. В нашем составе что-то произошло с тормозами. Поезд на большой скорости влетел на забитую составами станцию.
Хорошо, что машинист, почувствовав неладное, стал давать непрерывные тревожные гудки. Его сигналы вовремя услышали на станции и успели оттащить стоявший на нашем пути состав.
Все мы отделались испугом и легкими ушибами. Да еще повыбивало стекла в вагонах.
Красноярск — торговый город на Енисее. Он резко отличается от Томска, где сосредоточены все культурные силы Сибири, где много интеллигенции, перенявшей от ссыльных крепкие революционные традиции.
Главным санитарным «трофеем», который мы получили в Красноярске, оказались врачи. Но что это были за люди! Злостные, злопыхающие, ненавидящие Советскую власть, махровые эсеры, кадеты, разная либеральничающая дребедень. Вся эта братия без оглядки мчалась от Москвы и берегов Волги на восток, пытаясь убежать от большевиков. Врачей более пятисот человек. В нормальных условиях это большая сила. Но мы не строим себе иллюзий, да и товарищи, приехавшие раньше нас, предупредили: этих работать не заставишь…
Посмотрим, поборемся!
Немедленно вызвали из Томска сто пятьдесят врачей для руководства лазаретным делом. В воспитательных целях сталкивали на работе томичей с собравшимся в Красноярске медицинским сбродом.
И все же положение продолжало оставаться угрожающим: саботажники срывали работу. К присланным на укрепление рабочим, комиссарам и уполномоченным относились не скрывая
