дозором обходил многочисленные палубы и салоны.
Солнце еще не зашло, оно золотило белую эмаль теплохода, негромко играла музыка, туристы гуляли по палубам, сидели в шезлонгах, купались в открытом бассейне, смотрели на проплывающие мимо берега…
На нижней палубе стояли автомашины тех туристов, кто приехал в порт своим ходом. Машины, казалось, тоже отдыхали – вместе с хозяевами. И только около одной…
Капустин подошел поближе. Из-под машины неподвижно торчали чьи-то ноги. Потом они ожили, и вылез перепачканный маслом хозяин машины.
– Нашел, – обрадовано сказал он. – А то течет откуда-то. Ничего, за две недели управлюсь… – И, взяв ключ, он снова полез под машину.
…В одном из салонов сидели четыре молчаливых человека и бесстрастно играли в преферанс. Сквозь задернутую штору иллюминатора чуть пробивалось заходящее солнце. В его лучах густо плавали клубы табачного дыма…
…Проходя по коридору, Капустин услыхал громкие возбужденные голоса. Он завернул за угол – у открытой двери каюты Гобели разговаривал с молодой парой.
– Подождите, – успокаивал их Гобели, – не все сразу. Давайте по очереди. Да? Давайте начнем с дамы. Я вас слушаю. Только спокойно. Вы заранее правы. – Заметив удивление молодого человека, успокоил его: – И вы правы. Пассажир всегда прав. Но вы – чуть позже, после дамы. Да? Я вас слушаю. – Он снова повернулся к девушке.
Они загораживали проход, и Капустину пришлось остановиться.
– Я уже говорила, – горячилась девушка, – у нас два билета в одну каюту.
– Ну и правильно, – сказал Гобели, – эти каюты двухместные.
– Но он мужчина!
Гобели поглядел на молодого человека.
– Не спорю. Скорее всего.
– И совершенно мне чужой.
– Как чужой?
– Ну как бывают чужие?!
– По-разному бывают. Да, – философски заметил Гобели.
– А по-моему, все одинаково, – девушка сердилась.
– Вы молоды, – отечески сказал Гобели. – Бывают чужие вначале, бывают в конце. Надеюсь, это вам не грозит.
– Я не понимаю, о чем вы. Я вам, по-моему, совершенно ясно говорю: нам дали два места в одну каюту. Чужим людям.
– Помиритесь. Круиз всех мирит, – сказал Гобели и искоса взглянул на Капустина.
– Но мы и не ссорились, – с отчаянием сказала девушка и повернулась к молодому человеку. – Ну скажите вы ему!
– Мы вообще не знакомы, – сказал молодой человек.
– Как не знакомы? – Гобели поглядел в свою тетрадь. – Супруги Голубенке
– Голубенко, – сказала девушка. – Голубенке! Но только не супруги. Однофамильцы!
– Не супруги?… – Гобели был обескуражен. – А вы уверены, что не ошибаетесь? Нет?
– Абсолютно, – резко сказала девушка.
Гобели посмотрел на молодого человека. Тот, усмехаясь, пожал плечами.
– Да… – Гобели поцокал языком. – Накладка. Надо ее поправить.
– Наконец! – сказала девушка. – Дошло.
– Поскольку вы не хотите ее исправить… – Гобели лукаво поглядел на девушку. – Нет?
– Ну знаете!… – она даже покраснела.
Молодой человек засмеялся.
– …Поэтому придется исправлять нам. Я приношу вам наши извинения, – сказал Гобели девушке. – А вам, – обернулся он к молодому человеку, – наверное, не надо? Нет? – И он хитро прищурился.
Тот снова засмеялся.
Засмеялся и Капустин.
– Очень смешно, – обиженно сказала девушка. – Все уже отдыхают, а я…
– И вы отдыхаете. Да, – сказал Гобели. – Что такое отдых? Новые впечатления. Вы уже были замужем? – спросил он у девушки.
– Нет, слава богу, – в сердцах ответила она.
– Ну, значит, вы уже отдыхаете…
Гобели постучал в дверь каюты Капустиных.
– Можешь войти, – услыхал он женский голос и толкнул дверь.
На диване, укрывшись пледом, лежала Светлана Николаевна. Увидев Гобели, она приподнялась.
– Извините, – сказала она и прикрыла голову платком. – Я, кажется, не очень причесана. Я думала, это…
Гобели смотрел на нее, грустно усмехаясь.
– Не узнала? Не узнала…
– Простите?…
– Неужели я так изменился?
– А вы разве?… Мы знакомы?
– Изменился, значит. Ты тоже, конечно. Я сначала не узнал даже. Не сразу. Но потом… Эти глаза… И голос… А я поседел.
Капустина смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Он гуляет, – успокоил ее Гобели. – Не волнуйся. И потом, в чем дело? Моя обязанность справляться у пассажиров, сцене одна. Она присела к роялю и повторила, аккомпанируя себе, последний куплет.
Капустин тихо поаплодировал. Неля вздрогнула, посмотрела в темный зал:
– Ой, кто это?
– Я, – сказал Капустин.
– Кто, не вижу?
Капустин подошел к ней.
– А вы кто, товарищ?
– Я? – усмехнулся Капустин. – Я товарищ, как вы справедливо заметили.
– Вы что, пассажир?
– В вашем вопросе слышно пренебрежение работающего человека по отношению к бездельнику.
– Товарищ пассажир, завтра вечером мы будем рады видеть вас здесь, а сегодня… сегодня, извините, у нас репетиция, и вы нам мешаете.
– Ну вот, и вам тоже. Всем я мешаю. Скажите, а вы скоро кончите?
– А что?
– Вы не могли бы… – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Для начала не могли бы вы снизойти, что ли. В таком положении я вынужден робко просить, и тут уж никакой надежды.
Она спустилась.
– А на что вы надеетесь?
– Остаться здесь. Когда вы уйдете.
– Зачем?
– Мне негде ночевать. Нет, у меня есть каюта, билет, все в порядке, не пугайтесь, я не заяц. Но понимаете, тут такая дурацкая история… Ко мне по ошибке поселили женщину.
– Какую женщину?
– Хорошую. Красивую даже. Но как бы это сказать поточнее?… Чужую.
– Не понимаю, вы что, шутите?
– Я – нет. Судьба шутит. Мы оказались с ней однофамильцы. Не с судьбой, с женщиной. Они подумали, наверное, что это двое мужчин или две женщины, словом, двое однополых. Поэтому вы бы меня очень выручили, если бы разрешили остаться тут до утра.
