треск мотоцикла.
– В воскресенье? – недоуменно переспросила Катя. – Но мы же в субботу…
– Что в субботу? – обернулся Юра.
– Улетаем в субботу.
– Куда? – удивился Юра.
– Как куда? – Катя, сидя позади Юры, говорила ему прямо в ухо, поэтому могла не кричать. – Ты что, забыл? В Венгрию. Ты же говорил, что едешь десятого, в субботу. И хочешь, чтобы я – Чтобы мы… Вот я и… Подгадала. Так здорово совпало. Туристская группа. И Будапешт, и все другие города, где ваш «Икарус» делают. Я специально узнавала. Так что встретимся. ты рад?…
– Да, но… – Юра настолько опешил, что позволил обогнать себя «Запорожцу».
– Ты что, разве не едешь?
– Еду. Но через две недели.
– Как?… Но ты говорил… Вы с Ласло… Я специально подгадала…
– Ну, когда я говорил. Два месяца назад. Ситуация изменилась. Командировка же. Дела. Через две недели выедем. Если ничего не изменится.
Подбородок у Кати задрожал.
– Ты бы написал. Я бы тогда… А так что же… Я же всего на две недели. Что же получается – не увидимся?… А мы хотели… Я ехала, думала…
– Катюша, пойми… Это недавно выяснилось – задержка. Я сам расстроен, правда. – Для вящей убедительности он даже пожал плечами. – Думаешь, я нарочно? Но что поделать – обстоятельства иногда сильнее нас. – Он обернулся, поглядел на Катю, ожидая ответа, но она, кажется, и не слышала его. Она снова была далеко, снова там, на берегу реки, в полутемной кабине «Икаруса», где в предрассветный час они с Юрой сидели, обнявшись и притихнув. За двойным вакуумным окном синели снега, а им было жарко…
А голос автора в это время звучал элегически:
– О, любовь командировочного!… Кто может постичь твою причудливую судьбу? Ты как трепетный мотылек – рождаешься на рассвете командировки, чтобы тихо скончаться в ее сумерках, с первыми строками финансового отчета. Только бесконечно отставшие от жизни люди могут утверждать, что такой любви не существует. Она есть, она так же реальна, как очередь к окошку администратора в гостинице, как холодный чай на этаже, как длинные вечера у казенного телевизора. Какое женское сердце не дрогнет при виде плохо выбритого мужчины с раздувшимся от покупок портфелем, с кефиром, торчащим из кармана, и глазами загнанного зверя. Таких или пристреливают из жалости, или любят. Большинство женщин предпочитают второе, полагая, что с этим меньше хлопот. Наивные! Они еще не знают, что скорая встреча – мираж, отдаляющийся по мере того, как к нему приближаешься, а клятвы столь же реальны, как меню гостиничного ресторана. Отрицать эту разновидность любви все равно, что считать несуществующим класс насекомых на том лишь основании, что они нам отвратительны…
Юра, пытаясь утешить Катю и хоть как-то растормошить ее, гнал свой сверкающий болид по шоссе, уверенный еще со школы, что мало какой русский не любит быстрой езды, виртуозно обгонял машины, проскальзывая в узкие щели между ними, и в другое время Катя, наверное, умерла бы от страха, но сейчас она была ко всему безучастна. Разбейся они, она бы даже не заметила. Юра закладывал виражи на крутых поворотах, недоуменно оглядывался на нее – она сидела молча, безучастно обнимая его словно одеревеневшими руками.
Исчерпав весь набор фигур высшего пилотажа, Юра сбавил скорость и съехал на обочину.
– Ну как – сила? – он снял каску.
Катя тоже сняла каску и вместо ответа спросила:
– Слушай… А ты, правда, хотел бы, чтобы мы там встретились?
– Где?
– В Венгрии.
– А, ну да, конечно. Здорово было бы. Дунай, кафе, жареные каштаны… А что?
– Ничего, – сказала Катя и снова надела каску. – Слушай, а ты что, побыстрее не можешь? Что ты как черепаха плетешься?…
В Бюро молодежных организаций «Спутник», по чьей путевке Катя ехала в Венгрию, она пришла прямо к открытию.
За столом сидела средних лет женщина, назовем ее Ада Петровна, и красила ресницы.
– Можно к вам? – Катя прикрыла за собой дверь.
– Что у вас? – Ада Петровна занялась вторым глазом.
– Путевка у меня.
– Страна?
– Венгрия.
– Прекрасно. Отъезд послезавтра. Инструктаж – завтра.
– Вот я как раз по этому вопросу.
– А какие тут вопросы. Все завтра и узнаете.
– Вы понимаете, я бы хотела… Ну, словом, перенести поездку.
