К городским воротам мы подошли уже почти в сумерках. Ансельм сунул стражникам что-то в руки и те разошлись в стороны, пропуская нас в город. Народу на улицах было немного и они все провожали нас удивленными взглядами и оставались судачить между собой, хотя никто не показывал пальцем и не кричал в нашу сторону. Быстрым шагом мужчина протащил меня по узкой улочке с широкой канавой посередине, удивительно чистой для нее, свернул еще пару раз в более узкие переулки и застучал в обитую железом толстую дверь здоровенным молотком, висевшим рядом на цепочке. Втолкнул меня в темную прихожую, что-то бурча сзади, и захлопнул дверь, заложив здоровенный засов. Тот, кто открыл дверь, посторонился, пропуская нас, и в нос ударил запах старого дерева, непроветрившегося чада от жира, лежалых тряпок и сушеных трав. Ансельм провел меня по узким коридорам в комнату со столом и стульями, усадил на один и сам сел напротив, сложив руки на груди.
- Берта! - позвал он, и полная женщина в сборчатой юбки и застиранном белом чепце зажгла свечи на столе. - Битте, гиб ессен фройен, - попросил он.
- Я, я, - Берта удалилась, изнывая от любопытства, а я сидела, ошарашенная увиденным. Это было два года назад...
Сейчас, оглядываясь в то время, я смело могу утверждать, что мне просто крупно повезло. Повезло, что я наткнулась на Ансельма, повезло, что не попалась в руки мародерам и бандитам, которые так просто меня бы ни за что не отпустили, повезло, что я вообще дошла до той долины и попала в Варбург, который был городом средней руки в герцогстве и наш бургомистр, хауптбюргмайстер Брейст, оказался не самодуром, а умным и дальновидным человеком, которого все жители уважали и слушались. Именно он потом осадил патера Оскара, когда тот пытался найти во мне признаки ведьмы, опираясь только на отсутствие католического крестика на шее. Рассказ Ансельма о женщине, бежавшей неизвестно откуда и потерявшей память от страха, быстро облетел весь Варбург, заставляя горожан проходить по улице Медных Монеток не один раз, чтобы посмотреть на меня. Скажу сразу - особой красотой я не отличалась, но и уродиной не была никогда, а вот здешние женщины...о-о, это особый рассказ!
Начнем с того, что здешний люд был достаточно низкорослым и плохо сложенным. Длинные спины, низкие зады и короткие кривые ноги встречались у девяти из десяти встреченных людей. Если попадались высокие и статные, то как правило это были аристократы или их отпрыски, законные и не очень. Но это было редкостью, в основном же лица были как вырубленные топором у мужчин, а у женщин миловидность пропадала годам к двадцати. Бледные, одутловатые от жизни в запертых домах, от полного отсутствия движения на свежем воздухе, они еще и одевались, как бабы на чайник, подчеркивая располневшие талии и руки. Но это считалось здесь признаком красоты. Про кривые зубы я уж вообще молчу, чистить рот тут осмеливались немногие и разило от них так, что хоть нос затыкай. Не от всех, конечно, но были экземпляры еще те... Так что я здесь смотрелась настолько инородным телом, что не верилось и самой в мою жизнь до этого момента где-то далеко отсюда.
Прожила я у Ансельма почти два месяца, за которые научилась довольно сносно говорить на местном языке. Про себя я называла его немецким, хотя все вокруг именовали его тевтонским. Земли здесь были под управлением герцогов или князей, а где-то еще существовали другие страны, о которых знали только ученые мужи, живущие в столице герцогства, Айзенштадте, да наемники, ходившие отрядами по чужим территориям. Варбург находился на границе герцогства и за мою бытность в нем ни разу не подвергался нападениям со стороны наемников. Мародеры же здесь бродили небольшими отрядами и их очень быстро отшвыривали от стен, но это было дело привычное, как осенние бури или камнепады в горах.
Берта, экономка Ансельма, научила меня готовить, как было принято, ходить на базар, убираться и стирать, время от времени охая, что мне так не повезло потерять память и забыть даже простые вещи, без которых нормальная женщина не мыслит своего существования. Постепенно я врастала в здешний быт, приводя в изумление саму себя и только по вечерам, ложась спать, я перебирала все события последнего дня в моей нормальной жизни и пыталась понять, что привело к такому перевороту. Проливать слезы было бесполезно - вокруг находились совершенно чужие люди и им не было до меня никакого дела. Задачу о возвращении домой я должна была решать самостоятельно, или же искать способ приспособиться к жизни здесь.
По исходу двух месяцев.Ансельм отвел меня в трехэтажный каменный дом с коричневыми балками между камнями стен. Дом был почти такой же, как и остальные в Варбурге, разве что смотрелся чуть почище. В огромной полутемной столовой меня встретила маленькая старушка, живая и бойкая, закутанная в теплую шаль и мужчина лет сорока, русоволосый и голубоглазый.
- Вот я вам привел фройен Марту, - подтолкнул меня к стулу Ансельм, усаживаясь поудобней. - Вы же наверняка слышали о ней, фрау Альма? И ты, Фриц, тоже ... Ты говорил, что твоя тетя уже не так бодра, как раньше и неплохо было бы взять ей в помощь служанку. Посмотри на Марту, она хоть и потеряла память о своем доме, но вполне разумно себя ведет во всем остальном и может помогать фрау Альме во всем.
- Да, мои глаза уже не те, что были раньше, - подвердила старушка. - То палец себе порежу, то соль не найду...она готовить умеет, герр Ансельм?
Фриц, который рассматривал меня, подперев кулаком щеку, подошел поближе и только тогда я заметила, что он припадает на правую ногу.
- Сколько тебе лет, Марта? - он был на полголовы выше меня, что считалось высоким. - Ты крещеная?
- А то, - мотнул головой Ансельм. - Еще того месяца в костеле святого Себастьяна патер Оскар окрестил ее. Вон, крестик висит, посмотри сам.
Мужская рука потянулась к вырезу платья, но я отшатнулась и сама вытянула шнурок, на котором и висел так необходимый здесь атрибут. Вовсе не обязательно было самому лазать туда руками, хоть ты и будущий мой хозяин! Рука остановилась и взяла двумя пальцами крестик, подтянув меня поближе. Я отвернулась, терпеливо ожидая, когда он уберется за стол.
- Оставь ее, Фриц, не видишь - фройен крещеная, здесь с ней все в порядке. И за корсаж ей нечего заглядывать, тебе же служанка была нужна, а не подружка! За подружкой сам сходишь, если понадобится, а то я пристрою ее к Шмидту, там тоже хотели бы служанку нанять, чтоб ела поменьше, да сироту!
- Оставь ее, герр Ансельм, - старушка уже приняла решение и, поправив юбки, колобком выкатилась из-за стола. - Ну-ка, наклонись ко мне, что видишь?
- Вас..фрау Альма.
- Глаза мои видишь? Слепнут они, а сделать ничего нельзя. Вот ты и будешь делать все, что делала я по дому. Поняла?
- Да, фрау Альма.
Разговаривать более длинными фразами я уже умела, но здесь от меня требовались не разговоры, а рабочая сила и покорность в ответах. Приказали - пошла и сделала. Отругали - поклонилась, пошла работать. Пнули - потерла синяк и молча ушла, кланяясь. Это я уже успела заметить, когда ходила с Бертой на базар или помогала ей по дому. Горожанки позажиточней ходили на базар только со служанками, указывая им толстыми белыми пальцами, какой кусок взять с прилавка и положить в корзинку. Если, не дай Бог, служанка сделала что-то не так, визгливый голос фрау разносился по рынку во все стороны и зеваки с интересом смотрели, как достойная госпожа бьет кулаком в спину провинившейся.
- Пошли, я покажу тебе твою комнату, Марта. - Старушка засеменила впереди, но путь был недолгим - через десяток шагов она толкнула скрипучую дверь и показала мне чулан размером с кухню хрущовки. Толстый матрас, набитый сеном, лежал на деревянной лавке, занимающей половину комнаты, рядом стоял старый стул и убогое подобие столика.
- По-моему, вполне приличная комната для тебя. Или ты привыкла к мягкой кровати и большим окнам?
- Нет, фрау Альма. Я не помню, была ли у меня такая кровать.
- Ну и правильно, - смягчилась та. - Лучше уж тебе сразу все забыть, если даже и вспомнишь что о своем доме. Наверняка тебя никто не ищет, так что привыкай жить тут. Простыни лежат в кладовке, пошли, я проведу тебя по дому, чтобы ты больше не дергала меня по мелочам.
Следуя бессловесной тенью за шустрой фрау Альмой, я услышала обрывок разговора между Фрицем и Ансельмом.
- Платить ей будете? - спросил Ансельм.
