вернуться на базу, чтобы летать, бомбить, уничтожать сотни врагов.
Он взял с собой только пустую бутылку из тех, что в изобилии валялись по углам, и тихо вышел, снова аккуратно приставив к двери обломок весла. Маскируясь кустами, пошел вдоль берега и скоро увидел вдалеке лодку с людьми. Они ловили рыбу.
У тихого затончика, скрытого со всех сторон кустами, штурман наполнил бутылку водой — на дорогу. Долго колебался, прежде чем распечатал наконец свой НЗ. Десять плиток шоколада — надолго ли хватит? Для истребителей, которые воюют чаще всего над своей территорией, этого, может быть, и достаточно. Сорок минут боевого полета, лимитированного запасом горючего — и снова на своем аэродроме. А тут 6–8 часов, если бомбишь объекты врага, расположенные на временно оккупированной территории, и 10–12, когда летаешь в глубокий тыл «третьего рейха»… Только теперь, проблуждав в тылу врага, он понял, как необходимы простая фляга, крепкие яловые или кирзовые, а вовсе не хромовые сапоги, нужен бы и охотничий манок, имитирующий крик той или иной лесной птицы, для сигналов при взаимных поисках. А то идешь, боясь крикнуть, и, может быть, проходишь в десятке шагов от товарища, который, в свою очередь, боясь выдать себя, тоже молчит.
Не прошел он и километра, как оказался на проселочной дороге. Свежий след гусениц отпечатался на песке. След был узкий, не похожий на танковый, очевидно, принадлежащий легкой танкетке или бронетранспортеру. «Значит, разъезжают по лесным дорогам, ищут? — подумал штурман. — А что же партизаны? Или их нет тут?..»
Устраиваясь на ночлег под разлапистой елью, он все думал об этом. И так и уснул, ни до чего не додумавшись. Проснулся внезапно от какого-то непонятного звука. Долго лежал, почти не дыша, сжимая пистолет, прислушиваясь. Звук не повторился. Было тихо, совсем тихо в лесу. И вдруг понял, что его разбудил собственный храп во сне. Ему стало зябко от этого своего открытия. В ночном лесу каждый звук далеко слышен. А если немцы рядом? От этой мысли совсем расхотелось спать. Он встал и пошел по лесу, чуть забеленному рассветом. Вскоре, продравшись через густой подлесок, увидел метрах в двухстах деревушку. Насчитал девять, хат и десятка полтора обгорелых труб. Уцелевшие избы зияли черными провалами выбитых окон. Все говорило, о том, что деревня людьми покинута.
Бесшумно раздвигая ветви, он выполз к самой опушке. В деревне было по-прежнему тихо, никаких признаков жизни. Очень хотелось пойти поискать чего-нибудь съестного, но он заставил себя лежать и наблюдать.
Вскоре в крайней избе распахнулась дверь, и на пороге появился человек.
«Фриц! Вот тебе на!» — чуть не вскрикнул штурман.
Немец сонно потянулся, что-то крикнул в проем двери. Оттуда выскочил другой с ведром и побежал к колодцу. Следя за ним глазами, штурман — разглядел за углом сарая тупую морду бронетранспортера. Выругал себя за невнимательность: мог бы и раньше увидеть машину.
Из-за сарая вышел еще один немец с автоматом на шее, как видно, часовой. Потом повылезли на утреннее солнышко еще трое. А жители деревни так и не появились.
«Надо уходить, — подумал штурман. Он уже напрягся, чтобы отползти назад, в чащу леса, и замер от неожиданной мысли: — А вдруг это патруль, один из тех, что, несомненно, высланы на поиски членов экипажа сбитого бомбардировщика?! Вдруг они кого-то нашли и теперь везут?!»
Неожиданно послышались выстрелы. От сарая к лесу, махая крыльями, мчалась курица. Немец стрелял короткими очередями из автомата и все не мог попасть. Курица бежала в сторону спрятавшегося штурмана, и он забеспокоился, как бы немец не попал в него.
Курица упала, уже вбежав в кустарник на опушке леса. Немец спокойно пошел к ней, забросив автомат за спину. Подойдя к курице, немец, расставив ноги, долго рассматривал ее. Потом медленно нагнулся.
Разогнуться не успел. Не сумевший сдержать себя штурман всадил ему нож в спину.
Он оттащил немца в густой ельник, сорвал автомат, новенький, вороненый «шмайссер». Расстегнул пояс и снял подсумок с двумя рожками.
«Теперь попробуйте взять!» — радостно билась мысль, когда он мчался по лесу. Пробежав с километр, услышал позади стрельбу и едва различимые крики. В нем все ликовало: убил немца, добыл автомат, ушел от погони! И вдруг как холодной водой обдало: а если у них собаки?! Остановился, прислушался: лая собак не было слышно. Вскоре он вышел на малоезженую дорогу и увидел на ней след гусениц. Долго раздумывал: тог же это бронетранспортер или другой?.. Как видно, партизан поблизости и в самом Деле нет, раз немцы разъезжают, не боятся.
Далекий гул мотора прервал его размышления. Звук нарастал, и уже слышался характерный лязг гусениц транспортера. Первым желанием было броситься в густоту леса. Но тут же он и выругал себя: «Бегаешь зайцем! На своей-то земле!.. Разъездились тут, не боятся! Ну так надо заставить их бояться леса…» Сначала он хотел залезть на дерево, густое, ветвистое, стоявшее возле дороги. Верх бронетранспортера открыт, гранату в кузов и автоматом… Подпрыгнул, схватился за сук и упал от резкой боли в боку. Так и лежал за узловатым корневищем, слушая приближающийся шум транспортера.
Потом он увидел его. Место тут было заболоченное, и транспортер сбавил ход. Водитель привстал, рассматривая дорогу. Это был тщедушный солдат с маленькой головой. Он был без каски. Из-под спутанных волос торчали смешно оттопыренные уши. Рядом унтер, за ним в кузове еще два солдата. Когда до транспортера осталось не больше двадцати метров, штурман приподнялся и бросил гранату, стараясь попасть прямо в кузов. Но боль в боку, пронзившая его в момент броска, помешала: граната ударилась о борт, отскочила и взорвалась в воздухе.
Треск автоматов был долгим, непрерывным. Немцы стреляли наугад, с деревьев сыпались листья и целые ветки, от корневищ летели щепки. Потом стрельба утихла, но никто из транспортера не выходил. И штурман не шевелился, ждал, когда они вылезут, чтобы в упор срезать их из автомата. Лежать было невмоготу, острый корень врезался в бок, но он терпел.
Штурман уже жалел, что не пропустил транспортер. Его задача — не ввязываться в бой, а поскорее вернуться на базу, чтобы снова летать, громить врага с воздуха. А теперь что? Теперь дело безнадежное, и остается только подороже продать свою жизнь.
Внезапный взрыв оглушил. Казалось, взорвалось что-то внутри, в бронетранспортере. Раздались крики, длинные суматошные автоматные очереди. А потом прогремело еще несколько взрывов и все стихло. И штурман вдруг увидел выходящего из-за бронетранспортера человека в телогрейке, без шапки, с немецким «шмайссером» в левой руке.
— Эй?! Ты живой? — тихо позвал человек.
Штурман молчал.
— Живой, спрашиваю?
Он поднялся, укрываясь за толстым стволом сосны, не выпуская из руки гранаты.
— Живой! — обрадованно крикнул человек кому-то и пошел к сосне. — Ты это, гранату-то спрячь. Да чеку вставь на место, небось выдернул?
Он вплотную подошел к штурману. Небольшого роста, поджарый, с чисто выбритым лицом, деловито спросил:
— Чека-то уцелела? Давай вставлю. Хорошая граната, наша, советская, — проговорил он, любуясь «лимонкой». — Давненько мы таких не видали. Фрицевскими пользуемся. Ну, давай знакомиться. Командир разведки партизанского отряда «Смерть фашистским оккупантам».
— Советский летчик, майор Афанасьев, — ответил штурман, оглядывая подходивших партизан.
— Знаем. Точнее, догадываемся. Три дня бегаем за тобой. Почему уходил от нас? — неожиданно спросил он.
— Как от вас? Я уходил от немцев, искал экипаж. И партизан искал. Но никаких ваших следов. Решил, что район очищен карателями.
— Говоришь, никаких? — Он хитро подмигнул окружившим его партизанам. — Спасибо за похвалу. А корзинку с едой почему не взял. Или сытый?
— Какую корзинку? Постой, в избушке у озера? Там же… полицаи были!..
— Это наши люди, хотя и полицаи. Для немцев рыбу ловили, а искали таких, как ты, бедолаг.
— Значит, и я был обнаружен вашими рыбаками?
— Обнаружен был еще раньше. Но ты так ловко уходил. Разве знаешь наши леса?
