— Ах ты господи!
— До сих пор рекруты из «Журавлиных полей» славились усердием, нравственностью, послушанием! — продолжал раздражённо граф, не обращая внимания на Калиша. — И вдруг… Понимаете ли вы, что поступок этого солдата пахнет бунтом?!
Калиш промолчал, почувствовав упрёк по своему адресу.
Граф вышел из-за стола и бросил:
— Отцу рассказывать незачем, да и вообще об этом не следует болтать.
— Понимаю, ваше сиятельство. — Согбенная спина Калиша склонилась ещё ниже.
Граф подошёл к камину и щипцами стал ворошить раскалённые угли.
Управляющий воспользовался этим, чтобы переменить тему разговора.
— Уж не взыщите, ваше сиятельство, мы вас никак не ожидали сегодня, вот и не протопили как следует… — виновато произнёс он.
— Да, — отрывисто сказал Фения, снова усаживаясь в кресло. — Некоторые обстоятельства вынудили меня приехать раньше, чем я рассчитывал… — Помолчав, граф продолжал: — Я выставляю свою кандидатуру на выборах в Государственное собрание.
— В Государственное собрание? — воскликнул Калиш. Он стоял, выпрямившись во весь рост.
— Да, да, в Государственное собрание. Чему вы удивляетесь?
Калиш спохватился и сказал вкрадчиво:
— Как мне не удивляться, ваше сиятельство… — Глаза управляющего скользнули поверх графской головы и остановились на портрете Иожефа Фении. — Что сказал бы на это ваш сиятельный прадед?
— А что бы он сказал, если бы ему довелось увидеть, как экипаж движется без помощи лошадей, одной только силой пара?
Калиш приободрился и счёл возможным почтительно улыбнуться:
— Так-то оно так, ваше сиятельство. Времена и в самом деле другие. Да только совсем недавно, нынешней весной, вы изволили справедливо выразиться, что Государственное собрание — это никому не нужная, пустая говорильня…
— Господин управляющий, — хмуро сказал граф, — то, что вчера было ненужной или даже вредной игрушкой, угрожавшей общественному спокойствию, нынче может стать важным средством для сохранения тишины и порядка в стране.
— Вы, как всегда, правы, ваше сиятельство. Народ становится неспокойным, кляузным… — Калиш решил подготовить графа на случай, если крестьяне к нему прорвутся и успеют нажаловаться.
— У вас тут что-нибудь произошло? — забеспокоился граф.
— Никак нет, ваше сиятельство. Открыто никто не высказывает недовольства, но всякий норовит увильнуть от работы, если недоглядишь…
— Это уж ваше дело доглядеть…
— Понимаю, ваше сиятельство, понимаю и стараюсь.
— Старайтесь, старайтесь, но в то же время будьте осторожны. Не перегибайте палки… Никто не убежал?
— Два недоимщика пропали без вести, ваше сиятельство.
— Почему не сообщили? Какие меры приняты для розыска? — Граф нахмурился.
— Прошло всего три дня с тех пор, как это случилось. Я полагал, что они вернутся, и не хотел преждевременно беспокоить ваше сиятельство. Стражники обшарили всё кругом — никаких следов. Скрываются, должно быть, на болотах. Наступят морозы — они и вылезут из нор. Тогда переловим их голыми руками.
— Я слыхал это от вас ещё прошлой осенью. Однако и те трое как в воду канули! Объявите, что та изба, где беглый найдёт приют хоть на одну ночь, будет сожжена дотла! Совсем обнаглели эти бетьяры! На дорогах стало неспокойно. Без охраны невозможно проехать даже по такому тракту, как Пештский… Запомните на будущее: о дне моего отъезда никто не должен знать. Экипаж, лошади должны быть всегда наготове, чтобы тронуться в любую минуту.
— Всё будет выполнено, ваше сиятельство…
Тревога графа передалась и Калишу, но всё же он вздохнул с облегчением. Неурочный приезд графа получал теперь объяснение.
— В наших округах ничего такого не слыхать, — добавил он успокоительно.
— Тем лучше! Однако осторожность никогда не мешает… — Граф взял со стола исписанный лист бумаги и подал его Калишу. — Просмотрите список гостей, которым уже посланы приглашения на охоту. Сверьте с прошлогодним. Не пропустил ли я кого из соседей?
— В прошлом году вы не пожелали пригласить господина Гуваша.
— Помню. Беспокойный сосед, и мне тогда не хотелось знакомить своих друзей с этим, с позволения сказать, помещиком. Но на сей раз вы и его найдёт в списках… Узнали вы у него, сколько он хочет за свои луга?
— Он не даёт ответа.
— Дождётся, когда его имение пойдёт с молотка…
— И я полагал, что прошлогодний недород да нынешние низкие цены на хлеб вконец разорят Гуваша. Именьице его заложено-перезаложено, и банк отказал в отсрочке платежей. Я уж посматривал на его луга так, словно они принадлежат вашему сиятельству.
— Ну, и за чем дело стало?
— Гуваш строит ткацкую фабрику и получил машины из Англии.
Граф удивился:
— Откуда же у него взялись деньги, когда он был на волосок от разорения?
— По слухам, за него поручился кто-то из членов Общества защиты венгерской промышленности. Оттуда ему прислали машины в кредит. Из Англии прибыли инженеры. Они обучают крестьян работе на ткацких машинах. Уже двадцать человек работают на ручных станках.
— Бредовая затея. Венгрия — страна сельского хозяйства и такой останется. Хлеб, шерсть, мясо, вино, лошади — всё здесь в изобилии. Это и надо вывозить. А взамен мы можем получать сельскохозяйственные машины и в готовом виде всё, что нужно для того, чтобы одеться и обуться. Хорошо и удобно для обеих сторон! Только такие сумасброды, как Кошут, могут думать, что Венгрия обойдётся без привозных товаров. Он в прошлом году пытался и меня втянуть в Общество защиты венгерской промышленности. Бессмысленные прожекты!
— Вот подите же, не могут эти беспокойные люди понять такую простую вещь!
— Вы думаете — не могут? А я скажу: не хотят! Не хотят примириться с заведённым порядком те, у кого нет своей земли, или те, кто не умеет извлекать из неё дохода… Вроде этого адвоката.
— Кошут как раз сейчас гостит у Гуваша. Они присылали узнать, не изволили ли вы приехать, и просили уведомить, когда ваше сиятельство может их принять для разговора по какому-то делу.
Граф оживился:
— Ну что ж, пригласите и Кошута вместе с Гувашем на охоту. Неприятные гости, но ничего не поделаешь!
— Понимаю, ваше сиятельство.
— Не буду от вас скрывать, Калиш… — Граф остановился на минуту, как бы подыскивая нужные слова, хотя на немецком языке, на котором велась беседа, граф изъяснялся совершенно свободно. — Даже надо, чтобы вы знали о моих намерениях в отношении Кошута. Само провидение идёт мне навстречу. Если бы этот захудалый дворянин не напросился сам приехать в «Журавлиные поля», мне пришлось бы под каким-нибудь предлогом пригласить его к себе в Пешт.
— Ваше сиятельство заставляете меня всё больше и больше удивляться…
— Сейчас всё поймёте. Но знайте, что я доверяю вам важную государственную тайну. Я рассчитываю на ваше благоразумие.
— Будьте уверены, ваше сиятельство…
— Кошута надо купить, а если это не удастся — скомпрометировать, да так, чтобы от него отвернулись, по крайней мере, те дворяне, которые сейчас доверчиво следуют за ним.
Калиш слушал, стараясь ничем не обнаружить впечатления, произведённого на него словами графа.
