моторов. И часто наибольшему риску подвергаются не исполнители, а руководители исследований, те, кто взял на себя смелость утверждать, что можно сделать что-то так, как никто и никогда еще не делал, те, кто берется отвечать не за одну только собственную, а за множество жизней, за труд и средства, вкладываемые в исследования.
В большинстве случаев оказывается, что степень риска в исследованиях зависит прежде всего от двух факторов — от меры неизведанного и меры ответственности, принимаемой на себя тем или иным исследователем. Взрыв в боксе № 4 лаборатории на Краснопролетарской наглядно иллюстрировал эту формулу.
Ответственность за катастрофу, за здоровье пострадавших в ней людей, за срыв задания лежала прежде всего на Чудакове. Спасения можно было искать на разных путях. Например, попытаться найти «стрелочника», допустившего оплошность при проведении испытаний. Или, используя связи в высоких сферах, замять инцидент, прекратить дальнейшую разработку конструкции, как говорится, спустить дело на тормозах.
Был и третий путь: доказать, что взрыв — случайность. Не совсем обычная при испытании двигателей, но все же случайность, а не следствие пороков проекта. Тогда можно продолжать разработки, усовершенствовать конструкцию, добиться успеха на новых установках. Но… гарантий не будет и на этот раз. Сам по себе вариант самый рискованный: новые испытания — новый риск…
Чудаков искал выход в мучительных размышлениях. Советоваться было почти не с кем, да и некогда. Ему казалось, будто пробирается он в темном подземелье, крыша которого вот-вот обрушится. Но пришел новый день, и решение было принято. Чудаков выбрал третий путь.
Еще десять дней понадобилось, чтобы добиться разбора причин катастрофы на самом высоком уровне. Рискованный ход. Последствиями в случае неудачи грозил тяжелейшими. Тем не менее руководитель лаборатории добился своего. В конце июня Чудакова с Варшавским вызвали в Кремль.
В городе было пыльно, жарко. Семья Чудаковых жила на даче. Евгений Алексеевич позвонил своим и сказал, куда и зачем едет. Жена немедленно собралась и отправилась в Москву, понимая, что может понадобиться мужу.
Потом Чудаков позвонил в гараж, чтобы вызвать машину — его служебный ЗИС в этот день был занят. В гараже сказали, что изрядно поездивший «хорьх» вышел из строя — заклинило задний мост. Плохое предзнаменование, решил Евгений Алексеевич, но быстро подавил приступ суеверного малодушия. Можно было, конечно, позвонить в академию и попросить, чтобы за ним прислали одну из академических машин. Но просьба эта в устах крупнейшего в стране автомобильного специалиста, хозяина целой автомобильной лаборатории, прозвучала бы нелепо. Потому Чудаков связался с одним из своих старых друзей по НАТИ и попросил его «одолжить» личную машину. Тот согласился, предупредив, что через час она понадобится ему самому.
Машиной, приехавшей за Чудаковым и Варшавским, оказался старый потрепанный «паккард». Всю дорогу в нем что-то стучало. Пассажиры чувствовали себя тревожно и неуютно. Доехав до Боровицких ворот, Чудаков попросил водителя остановиться, отпустил машину. Вошли в ворота пешком. В приемной Чудакова и Варшавского встретил Поскребышев. Попросил подождать. Здесь уже было несколько человек, среди которых Чудаков узнал двух министров и одного главного конструктора. Через десять минут заседание началось.
Когда слово предоставили Чудакову, он встал и сказал всего несколько фраз. Суть их сводилась к следующему. Взрыв произошел из-за того самого столкновения с неведомым, которое возможно в любом исследовании. Опыт аварии учтен, повторение ее маловероятно. Проект полноценный, перспективный, его надо доводить до конца. Выступление было встречено молчанием.
Наконец Сталин спросил:
— Сколько вам нужно времени, товарищ Чудаков, чтобы сделать новый двигатель?
— Шесть месяцев, — поспешил ответить за Чудакова кто-то из министров.
— Даю вам две недели, — заключил Сталин.
Две недели свет в окнах лаборатории горел и глубокой ночью. Большинство сотрудников, от которых зависела судьба проекта, по доброй воле проводили здесь круглые сутки, отдыхая на диванах и креслах в соседних с мастерскими кабинетах.
Новое испытание состоялось точно в срок. Чудаков все два часа, пока «гоняли» новый двигатель, находился в боксе, у пульта управления. Когда свели воедино показания приборов, стало ясно — гипотеза ученых бесспорно подтверждена экспериментом.
А вскоре позвонили из больницы — главный врач жаловался на Гринберга. «Не прошло и месяца после тяжелой операции на черепе, — сказал хирург, — а ваш сотрудник, грубейшим образом нарушая предписанный ему режим, курит!» Правда, добавил врач, это свидетельство того, что жив он останется наверняка.
Так Чудаков выиграл одно из сражений своей жизни. Выиграл рискуя, воюя «в лоб», чему научился еще в раннем детстве.
2. Истоки
Евгений Чудаков родился 20 августа 1890 года в селе Сергиевском Тульской губернии. Бабушка его на утро следующего дня отправилась в город к появившейся там недавно и быстро ставшей знаменитой «французской предсказательнице». В отличие от крикливых цыганок, хватавших за руки прохожих, и городских старух гадалок с их затертыми сонниками и позавчерашней кофейной гущей, мадам предсказывала по-ученому. Выложив на солидный письменный стол толстые книги, изданные в Англии и во Франции, она надела очки и продиктовала приезжей черты характера и вероятную судьбу новорожденного, затем дала советы, как руководить поведением внука. Снисходительно пояснила мадам посетительнице, что все это следует из даты рождения маленького Жени и расположения небесных тел.
Вернувшись домой, бабушка спрятала рядом с пеленками тетрадку с аккуратно записанными пророчествами. Из них следовало, что вырастет внук человеком чувствительным и склонным к размышлениям. Будет пользоваться уважением, но нередко вступать в конфликты со старшими и начальством. В характере его, возможно, проявятся подозрительность и эгоизм. Однако в целом мужественность и сила станут главными его чертами. Созвездие Льва, царившее на небосводе в день появления Жени на свет, предопределяет, как утверждала предсказательница, такие черты, как доброта, естественность, легкий нрав, способность увлекаться, верно дружить, некоторое честолюбие.
Более серьезные основания для прогнозов давала родословная Евгения. Его дед носил фамилию Шевелев и был крепостным крестьянином одного из помещиков Орловской губернии. Отличали Шевелева любознательность и трудолюбие. Заметив это, помещик взял его в усадьбу и пристроил в обучение к повару. После освоения искусства европейской и восточной кухни Шевелев был возведен в должность шеф-повара. И такие кушанья стал готовить, так занятно украшать их и умело подавать, что не раз барин восклицал пораженный: «Ну, учудил, брат, так учудил!» Отсюда и пошло: Чудило — Чудик — Чудак. И сын Шевелева стал Чудаковым сыном.
Алексею, сыну своему, вышедший на волю шеф-повар постарался дать настоящее образование. Алеша выучился на бухгалтера, что по тем временам для крестьянского сына было совсем редкостным делом. И латынь знал молодой бухгалтер, и французский, и литературой увлекался. И женился на образованной — Павле Постниковой, фельдшерице-акушерке, представительнице самой нужной на селе медицинской профессии.
У супругов Чудаковых, купивших полдома на краю села Сергиевского, родилось трое детей. После рождения третьего ребенка — Жени — благополучие семьи пошатнулось. Отца не миновала печальная болезнь, типичная для многих разночинцев: Чудаков-старший стал запивать. Пил он помногу и подолгу. Павла Ивановна не дрогнула, всю работу по дому взяла на свои плечи, старалась зарабатывать побольше, но денег не хватало. Евгений помнил детство как нору тяжелого труда и постоянных лишений.
От отца Женя унаследовал усидчивость, любознательность, способности к наукам. Когда ему было пять лет, старшая сестра Мария, уступая приставаниям любопытного братишки, показала ему буквы,
