на отоплении.
Алекс закрыл глаза, привычно толкнул языком бугорок на нёбе, активируя установленные в роговице склеродисплеи. Перед глазами мягко вспыхнул скуповато оформленный рабочий объем, в котором плавно кружились разноцветные яйца файлов и систем. Некоторое время потестировав импланты, Алекс поочередно вырубил все, даже медицинскую область, оставив только дефибриллятор, противошоковый инъектор и датчик, который сигнализировал, если кто-нибудь исподволь начинал интересоваться составом и количеством имплантов у хозяина. Будучи крайне простыми и поэтому незасекаемыми, эти датчики были единственной роскошью, которую Алекс мог себе оставить перед выходом в поле.
Остальные устройства одно за другим распадались на тучи нанодеталей, тут же подхватываемых кровотоком. Каждая из этих крохотных металлических пылинок через весь организм устремлялась к своему месту по плану разборки. Некоторые слепились в скобы, поддерживающие якобы сломанный позвоночник; меньшая часть прикинулась искусственным тазобедренным суставом, остатки талантливо изобразили пластину с шурупами, скрепляющую переломанную в нескольких местах кость голени.
Стоила вся эта кухня целое состояние, и апгрейдилась при первых же признаках того, что опережение общераспространенных коммерческих технологий начинало составлять не два шага, а полтора — или, хуже того, один. Конечно, это было непросто. Всякий раз появляться ниоткуда на одной из немногочисленных русских военных баз, организовывать инъекции и так же в никуда исчезать после операций. Иногда это было сопряжено с опасностью, очень близкой к уровню, за которым разумность риска можно было уже ставить под сомнение, но избалованный уровнем русской нанотехнологии Алекс считал, что сказка про джентльмена, брившегося каждое утро даже на необитаемом острове, имеет под собой вполне разумные основания и несет немало практического смысла.
Закончив, Алекс погасил имплантированные в роговицу дисплеи и вытянулся в кресле, ощущая гулкую пустоту в теле, где разом замолчали все привычно ноющие на грани чувствительности системы. Пустота означала близкий бой, и тело послушно готовилось терпеть перегрузки, игнорировать боль и выбивать при стрельбе десять из десяти.
11.10. 202Х
3.51 European Central Time, Ла-Манш, борт 24661
Захарыч не стал проходить над опустошенной несколькими термоядерными ударами Северной Францией, и держался севернее, над бывшим Каналом, ближе к ушедшему под воду английскому берегу. Насмотревшись на однообразно-серую доску океана, незаметно плывущую далеко внизу, Алекс разбудил планшет и принялся за изучение информации по предстоящей работе.
Первым делом он открыл папку с данными по району операции.
Карта сперва ударила по глазам непонятной мешаниной разноцветных линий, мигающих точек и квадратиков, при каждом прикосновении судорожно пытающихся развернуться в таблицу.
Казалось, в этакой головоломке не разобраться и за неделю, но Алексу уже доводилось летать над Северным морем, и поэтому у него более-менее легко получалось мысленно превращать условные знаки в платформы и вышки, трубопроводы и эстакады. Через несколько минут картинка развалилась на вполне разборчивые блоки, а перепутанные линии обрели смысл и логику.
Оказалось, что хмурое свинцовое море далеко под ногами вовсе не было пустыней, и сейчас на тех платформах и эстакадах вовсю кипит жизнь, довольно бурная и разнообразная: несколько платформ, не пострадавших в ходе войны, по-прежнему работают под контролем все тех же энергетических концернов, досасывая остатки былого изобилия с самых глубоких горизонтов. Большая часть платформ, получив неисправимые повреждения, считаются нерабочими и заброшенными, однако они только считаются такими, на самом деле там полным ходом выкачивают те жалкие крохи, нагибаться за которыми крупняку уже накладно.
Кто же там выкачивал нефть из низкодебетных скважин, было непонятно — ни одна компания не поставляла этим платформам электроэнергию, никто не возил туда ни расходные материалы, ни жрачку для персонала. Официально не возил. Однако Алекс хорошо помнил родную пословицу про свято место, а в перевернутом Двухдневной Войной мире за уцелевшие нефтяные скважины грызлись до полного уничтожения противника.
Просмотрев статистику по прибрежной переработке, Алекс недоверчиво хмыкнул, вошел в корпоративную сеть своего нынешнего клиента и запросил в датацентре несколько цифр. Тут же вылезло значительное расхождение: из официально добываемых полутора миллиона баррелей в день около семисот забирали ненасытные русские, а мощностей на прибрежных нефтеперегонных заводах стояло примерно на миллион, причем мощностей этих даже не хватало — судя хотя бы по тому, что немецкий Summershal объявлял тендер на поставку оборудования для своей новой установки гидрокрекинга.
Выходило, что жалкие остатки вовсе не такие уж и жалкие: около трети всей нефти Северного моря добывает непонятно кто, непонятно как доставляет на берег, и непонятно кому ее продает. Алекс опять хмыкнул и запросил страховые отчеты по шипинговым и охранным фирмам региона. Все стало еще интереснее — этот Непонятно Кто, судя по сводкам, вынуждал официальных нефтедобытчиков тратить на охрану семизначные суммы, и каким-то непонятным образом приводил в негодность охранные буи и автоматические артустановки, арендуемые частными охранными конторами у Oerlikon EuroLeasing, и даже регулярно принимал меры и к «исчезновению судов в открытом море». Из-за обилия таких малопонятных вещей ставки у страховщиков, понятно, были военные — но нефтяники почему-то не возражали и платили.
Алекс снова хмыкнул, уже чуть-чуть веселее: похоже, он опять взялся за грош принести пятаков. Район явно жестко управляется несколькими очень серьезными парнями, ведущими бизнес по-темному. Хотя это должно быть понятным с самого начала — прибрежные Норвегия, Германия с Данией и Шотландия нынче едва сводят концы с концами, им хватает забот и на своих территориях, наполовину выжженных ядерными ударами; а Англия вон вообще выбыла из игры и теперь лежит на тридцать метров глубже, чем обычно. И государствам уж всяко не до того, кто там и как качает топливо посреди Северного моря. Нефтепереработка худо-бедно работает, топливо есть, а вот ни флота, ни портов больше нет — куда тут дернешься.
…Да, кто-то очень неплохо устроился в районе моей операции. — сделал вывод Алекс. — И чует мое сердце, сама операция будет детским лепетом по сравнению с проходом через вас, мои пока что незнакомые друзья…
Целью была платформа компании Hell, многопрофильного энергетического концерна, наступавшего на пятки признанному лидеру отрасли. Это была самая большая платформа Hell, работающая и как логистический терминал — каждую неделю к ее подводному вымени присасывались гигантские нефтеналивные подлодки, собирающие сжиженный газ и высокосортную легкую нефть, подпитывающую то изношенное сердце подыхающей Западной цивилизации, то загадочную страну русских, прущую как на дрожжах посреди мирового пепелища.
Алексу предстояло проникнуть на этот гигантский остров-завод, найти способ добраться до серверной, и впрыснуть в райд-массив жертвы злобного хорька, до времени таящегося в его PDA. Инструкция приказывала выполнить задание чисто, не подняв ни малейшего шума — любое подозрение в проникновении чужого тут же вызовет тревогу, хозяин тщательно осмотрит свой курятник и обязательно выловит затаившегося хорька, как бы изобретательно тот не спрятал себя, рассыпавшегося цифровым мусором по самым дальним закоулкам.
Даже первый, самый поверхностный осмотр платформы-цели полностью хоронил идею несанкционированного проникновения: платформу пасли на совесть. В годовых отчетах Hell Company значились траты на самые современные элементы охранно-защитных систем, в списках контрагентов
