Доминика переоделась в старую футболку с надписью «Штат Флорида», шорты и кроссовки, повесила в шкафчик сумку с доспехами и направилась в тренажерный зал.
Крис Адэйр, ее личный тренер, уже ждал у стойки с «блинами» для штанги.
— Как кендо?
— Хорошо, — соврала Доминика.
— Тогда не мешало бы и потрудиться. — Он установил упор и протянул Доминике пару пятикилограммовых блинов. — Сегодня я жду от тебя двадцати подъемов, а потом постепенно перейдем к сорока пяти.
Два часа спустя Доминика вышла из тренажерного зала. Ее тело, несмотря на освежающий душ и массаж, все еще дрожало от усталости. От спортивной сумки ныло плечо, и Доминика, опершись на толстую бамбуковую трость, остановилась передохнуть.
Немолодая женщина с ярко-оранжевыми волосами, стянутыми в тугой узел, стояла неподалеку от джипа Доминики. На лице незнакомки сияла стандартная улыбка, глаза прятались за широкими изогнутыми солнечными очками, которые в последнее время стали особенно популярны среди старшего поколения.
Доминика не спеша приближалась, крепко сжимая в руке трость, под бамбуковой оболочкой которой таилась острая как бритва
— Привет, Доминика.
— Простите, вы меня, должно быть, с кем-то спутали.
— Расслабься, милая, я не сделаю тебе ничего плохого.
Доминика остановилась на расстоянии удара.
— Что вам нужно?
— Поговорить, но не здесь. Возможно, ты согласишься поехать ко мне домой, в Сент-Огюстин.
— В Сент-Огюстин? Леди, мы с вами даже незнакомы. Так что простите, но…
— Я не репортер, Доминика. Скорее, посланник.
— Ладно, предположим, что так. И чей же вы посланник?
— Марии Гэбриэл. Матери Майкла.
Краем глаза Доминика отметила, как с разных концов парковки к ним направляются два спецагента.
— Простите, но я не знаю никого по имени Майкл, и мне пора идти. — Она развернулась и зашагала прочь.
— Мария знает, что ты носишь под сердцем ее будущих внуков.
Доминика застыла на полушаге, чувствуя, как кровь отливает от лица.
— Энергия Марии проникает сквозь мир духов. Тебе грозит смертельная опасность. Позволь помочь.
— Кто вы? — прошептала Доминика. — Почему я должна вам верить?
— Меня зовут Эвелин Стронгин. — Женщина сняла темные очки и взглянула на нее ярко-голубыми глазами. — Мария Розен-Гэбриэл была моей сестрой.
Стадион, рассчитанный на три тысячи человек, был заполнен до отказа. В течение последних четырех недель подобное происходило здесь каждый вечер. Веб-камеры и телевидение уже работали. Аудитория напряженно ждала…
Свет погас, вызвав в толпе ропот нетерпеливого предвкушения.
Красный занавес зашуршал и разошелся, открывая сцену в центре поля и двухметровый обуглившийся крест на ней.
Телепроповедник стоял, широко раскинув руки, и казался тоже крестом, только из плоти и крови.
Питер Мабус, ярко выраженный европеоид, уже разменял шестой десяток. Редеющие темные волосы тщательно зачесаны назад. Костюм, галстук и обувь блеклых тонов, как и обрюзгшее лицо проповедника.
Он поднял голову, и зрители затихли.
— Я расскажу вам историю, леди и джентльмены, — начал он с четко выраженным алабамским акцентом, — историю о человеке, чье существование было отравлено тяжкой болезнью. Хворью, поразившей разум и тело. Недугом, омрачившим душу. Пандемией, которая едва не уничтожила общество… Да, друзья мои, я буду говорить о болезни, имя которой — жадность. У этого человека наблюдались все ее симптомы. Эгоизм. Непорядочность. Злоба. Ревность. Зависть. Он был лжецом и предателем, он был коррумпирован до мозга костей. Он был генеральным директором одной из самых крупных в мире компаний, он вкладывал деньги в нефть и получал громадную прибыль. Этот человек воспринимал женщин лишь как средство наслаждения, он купался в нектаре своих жертв, пока тот не иссякал, и тогда эти бедные женщины выбрасывались им на помойку, как вещи, отслужившие свой срок. И вот однажды, леди и джентльмены, когда этот человек, этот выкидыш человеческой культуры, лежал на своей четырехместной кровати из красного дерева в поместье площадью в тринадцать тысяч квадратных метров, его посетил Ангел. И явил ему Ангел видение. И в видении том вознесся человек над землей… И увидел он опустошение, и увидел чуму, и увидел смерть. Ему открылось уничтожение человечества, и созерцал он, как люди гибнут в огне, как рушится все возведенное ими, как мир покрывается серым пеплом… И вот человек предстал пред светлым ликом Господа…
Питер Мабус возвел глаза к небу, и опытные светотехники тут же направили ему в лицо «божественный» луч.
— И сказал Господь человеку: «Сын мой, видишь ли ты, к чему приводит путь греха? Дети мои забыли меня, и зло пустило корни в райском саду». И испугался человек, и пал на колени, и вознес мольбу Господу. Господь ответил ему: «Ты молишь меня о прощении. Что ж, я сохраню человечество, но спасутся лишь те, кто станет паствой твоей». И человек покорно склонил голову, а Господь коснулся сердца его…
Вмиг исчезли жадность и ненависть, так долго терзавшие человека. Как дым рассеялась ложь, и отступило прочь отчаяние. И человек встал с колен, и осиял его Божественный свет…
Так возник Новейший Завет.
Мабус приблизился к кресту и остановился под ним.
— Тем человеком был я, леди и джентльмены, и видение это явилось мне четыре месяца назад, за девяносто дней до зимнего солнцестояния 2012 года. С того дня я смиренно служил Господу, нес Его слово пастве моей. И когда пришел Конец Света, когда упали бомбы. Господь сдержал свое слово и спас людей моих.
Хор голосов поддержал его: «Аминь».
— И когда Змей явил свою ужасную пасть, когда злобный Дьявол пришел по наши души. Господь испепелил его своим разящим светом и снова уберег нас!
— Аминь! Аминь!
— Божественное вмешательство, дети мои! Провидение Господне! И вот я стою перед вами, преображенный слуга Божий, и прошу вашей поддержки. Это ведь правительство в Вашингтоне призвало на наши головы апокалипсис. Это ведь политика Клинтона, Буша, Меллера и Чейни едва не уничтожила всех нас. Бог послал мне видение, друзья, и в том видении было явлено, что именно я должен донести благую весть до Вашингтона, до всего мира. Сила Америки — в христианстве, в общечеловеческих ценностях. Господь Иисус Христос благословил нас и дал шанс, который мы не можем, не имеем права не использовать! Встаньте же, поднимитесь…
Несколько человек вскочило на ноги, за ними, как волна, встали и остальные.
— Возьмите за руки своих ближних, дети мои. Давайте вместе возденем руки к небу, дабы восславить Господа! Славите ли вы Его вместе со мной?
— Да!
— Воспарите ли над грехами своими, как я?
— Да!
— Поддержите ли вы мои усилия по возвращению нашей нации к изначальному добру, чтоб никогда более мы не столкнулись с гневом Господним?
— Да… восславим Господа!
