Тоже свое гнул. Я его расстрелять собрался, а потом вместо расстрела звание ему присвоил. Инженер к тому же.
Рядовой шофер, инженер, его ровесник…
Максим встал.
— Товарищ генерал армии, разрешите обратиться с вопросом?
— Спрашивай, пожалуйста.
— Вы не помните его фамилию?
— Фамилию… Не помню.
— Панкратов?
— Вот именно, Панкратов… А ты чего взволновался, знал его, что ли?
— Друг детства, в одном доме выросли, на одной парте в школе сидели… Только вот судьба…
Жуков оборвал его:
— Судьба теперь у всех одинаковая, воевать надо. Понятно?
— Понятно, товарищ генерал!
Все ясно: о
Жуков уткнулся в карту, не поднимая головы, сказал:
— Твоего замполита заменят. Только поладишь ли ты с новым? Сам смотри.
31
Третьего сентября Жуков получил от Сталина телеграмму с требованием: «Немедленно ударить по противнику, промедление равносильно преступлению». На следующий день Сталин позвонил Маленкову, проверил, как выполняется его распоряжение. Маленков в военном деле ничего не смыслил, был сталинским контролером при Жукове, разволновался, услышав в голосе Сталина гневные ноты.
— Ситуация крайне тяжелая, товарищ Сталин. Немецкие бомбардировщики совершают до двух тысяч самолето-вылетов в день. Войска уже несколько раз поднимались в атаку, но результата нет.
Недовольный Сталин вызвал Жукова и Василевского в Москву.
— Почему не наступаете?
— Местность под Сталинградом невыгодна для наступления, — доложил Жуков, — открытая, изрезанная глубокими оврагами, противник в них хорошо укрывается от нашего огня и, наоборот, заняв командные высоты, легко маневрирует своим огнем. Нужно искать другие решения.
— Про местность под Сталинградом я знаю не хуже вас. Какие решения?
Вошел Поскребышев.
— Товарищ Сталин, звонит товарищ Берия, просит вас срочно к телефону.
Сталин поднял трубку, выслушал Берию, лицо его помрачнело.
— Приезжай!
Положил трубку, поднял глаза на Жукова, смотрел злобно.
— Так какие другие решения?
— Мы с товарищем Василевским их обдумываем, нам нужны еще сутки.
— Хорошо, завтра в девять часов вечера снова соберемся здесь.
Берия явился со срочным докладом. Обнаружен Яков. Зимой находился в Берлине, в отеле, в ведении гестапо. В начале сорок второго года переведен в офицерский лагерь «Офлаг ХС» в Любеке. Его сосед капитан Рене Блюм, сын бывшего премьера Франции Леона Блюма…
— Блюма? Разве немцы держат евреев в офицерских лагерях?
— Да. Наиболее знаменитых, для торга, для сделки, для дезинформации: говорят, будто мы евреев уничтожаем, а вот вам еврей Блюм, полюбуйтесь!
— Хорошо, продолжай!
— В Любеке офицеры решили выдавать Якову посылки, которые получают через Красный Крест.
— И Яков берет?!
— Посылки из Международного Красного Креста, — повторил Берия.
— Я сам понимаю, что не лично от Гитлера. Но ведь другие наши военнопленные офицеры не получают таких посылок.
— Почти все наши офицеры содержатся в общих лагерях, мало кто в офицерских. Делятся ли с ними посылками, не знаю. Выясню.
Сталин промолчал.
— Среди пленных есть наши люди, — продолжал Берия, — насколько мне известно, готовится побег.
— И куда он побежит? — спросил Сталин.
— План побега разрабатывается, — осторожно ответил Берия.
Нашли Якова. Из берлинского отеля перевели в лагерь для военнопленных, значит, от сотрудничества отказался. И все равно фронты засыпаны немецкими листовками: «Берите пример с сына Сталина!» Пока Яков жив, немцы будут их бросать и бросать. Они их перестанут бросать, когда Якова не будет в живых. Только в этом случае. Но ЕМУ думать об этом некогда. Пусть думает Берия.
Сталин встал.
— Побег из плена — достойный выход для командира Красной Армии.
Посмотрел на Берию своим тяжелым взглядом.
— Конечно, при побеге могут убить. Ну что ж, такая смерть — тоже достойный выход для командира Красной Армии.
На следующий день в девять вечера Жуков и Василевский разложили перед Сталиным карту. Докладывал Жуков.
— С основными немецкими силами армию Паулюса соединяет узкий коридор. Северную сторону коридора защищают румыны, венгры и итальянцы. Они плохо оснащены и не имеют достаточного боевого опыта. На южных коммуникациях коридор защищает румынская армия того же качества. Наш план. В районе Серафимовича и Клетской создается мощная группа войск, которая наносит стремительный удар в район Калача, где соединяется с группой, наносящей удар из района южнее Сталинграда. Армия Паулюса оказывается окруженной. Одновременно, — Жуков показал на карте, — наносятся удары на западе, чтобы немцы не смогли деблокировать окруженные в Сталинграде войска.
Сталин всматривался в карту.
— Далеко вы замахнулись… Черт-те где, западнее Дона. Надо ближе к Сталинграду, ну хотя бы вдоль восточного берега Дона.
— Это невозможно, — возразил Жуков, — немецкие танки из-под Сталинграда повернут на запад и парируют наши удары.
— А хватит у нас сил для такой большой операции?
— Сейчас нет, — сказал Василевский, — но к ноябрю операцию можно обеспечить достаточными силами и хорошо ее подготовить.
Сталин кинул карандаш на карту.
— А до ноября немцы овладеют Сталинградом и двинутся на Саратов?!
— Войска Паулюса изнурены и не в состоянии овладеть городом, — ответил Жуков. — Конечно, и наши потери огромны, но в ближайшие дни мы бросим в город новые резервы и отстоим Сталинград.
Опять, как и накануне, вошел Поскребышев, доложил, что из Сталинграда звонит Еременко.
Сталин поднял трубку, выслушал, сказал одно слово: «Хорошо», — положил трубку, посмотрел на Жукова, потом на Василевского, затем опять на Жукова.
— Вы говорите: «Противник измотан». А вот Еременко докладывает, что немцы подтягивают к городу танковые части, завтра следует ждать нового удара. Сейчас же вылетайте оба в Сталинград, его надо отстоять во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило.
