- Попробую.
- Вот вам карандаш и бумага.
Через несколько минут рисунок был готов.
- Так, - сказал Данилов, - значит, это сапфир. Кажется, синий?
- Знаете, такого глубокого синего цвета, а вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.
- Ах вот как! Значит, эти серьги - талисман вроде.
- Скорее, семейная реликвия.
- А сколько могла стоить эта реликвия, не знаете?
Алла посмотрела на Данилова с недоумением.
- Я понимаю, - сказал Иван Александрович твердо, - многие вопросы покажутся вам не совсем тактичными. Но прошу понять меня, наша профессия такая. Мы, как врачи-невропатологи, безжалостно врываемся в человеческие души. Так что потерпите. Кстати, вы говорили, что серьги лежали в шкатулке?
- Да.
- А что там еще было?
- Я не знаю. Нет, впрочем, погодите. Мне Сережа как-то показывал, там был Наполеон.
- Простите, кто?
- Да, Наполеон, - взволнованно сказала девушка, - печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а его прапрадед ее нашел. Мне ее Сергей показывал.
- А из чего сделан этот Наполеон?
- Сережа говорил - из серебра.
- Нарисовать сумеете?
- Нет, что вы.
- Ну тогда размер приблизительный на бумаге отложите.
- Как отложить?
- Проставьте... Понятно, - Данилов взглянул на бумагу, - сантиметров десять приблизительно.
- Приблизительно.
- Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у ник в доме почти родной. Правильно я говорю?
- Да.
- Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?
- Нет, ничего особенного.
- Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре вы там не встречали посторонних?
- Видите ли... - Алла замолчала и ответила, подумав: - Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.
- Как - никуда не уезжал? - удивился Данилов. - А вы ничего не путаете?
- Да точно, Иван Александрович, я говорю правду! - Голос Аллы сорвался от волнения.
- Да вы успокойтесь, я вам верю, тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.
- Числа пятнадцатого ноября, - медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, - да, по-моему, пятнадцатого, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич...
- Попов?
- Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.
- А кто третий?
- Шофер, я еще удивилась: шофер, а очки у него выпуклые, как у очень близоруких людей. Так вот, они принесли тяжелый ящик. Потом шофер уехал, а Дмитрий Максимович сказал, что у них сломалась машина и надо ждать инкассаторов.
- Как я понял, инкассаторы должны были подъехать прямо к дому?
- Да, но что-то случилось, я уж не знаю что, и инкассаторы приехали только через неделю. Все это время Дмитрий Максимович и Попов дежурили в комнате, где стоял ящик, по очереди. У них даже наганы были.
- А когда приехали инкассаторы?
- Дмитрий Максимович все время звонил по телефону, а машины не было. Наконец он сказал, что поговорит с замнаркома внутренних дел, которого знал лично.
- Он позвонил ему?
- Да.
- И что дальше?
- Той же ночью приехала машина и люди в форме. А с ними какой-то начальник из Ювелирторга, они вскрыли ящик, составили акт, а ценности положили в зеленые мешки. С ними уехал Попов, а Дмитрий Максимович остался, у него грипп начался сильный.
- Понятно, Алла, вспомните: а больше никто не заходил к Ивановскому?
- По-моему, нет.
- Ну вот мы и уточнили. Спасибо вам.
- Я могу идти?
- Конечно. Я попрошу, чтобы вас проводили.
Данилов встал, пожал девушке руку. Странно, выходит, что Ивановский никуда не уезжал из Москвы. Вот теперь вообще все становится непонятным.
Иван Александрович сел на стул рядом с сейфом, прислонясь виском к его холодному боку. Делать ничего не хотелось. Даже думать было противно, а сама мысль, что сейчас придется идти осматривать привезенную с КПП машину, показалась невероятной и отвратительной. Эх, поехать бы сейчас в пивную на Брестской. Стать в уголке за высоким столиком, пива выпить холодного... А потом домой спать. Открыть окно, с прудов потянуло бы запахом плесени и свежести, и сон бы пришел невесомый и тихий, как елочная вата...
Узор сейфа больно давил висок, но Данилов не замечал этого: он спал.
- Иван Александрович, - слышал он голос Белова, - товарищ начальник...
- Чего тебе? - спросил Данилов, не раскрывая глаз. - Никакого уважения к старости.
- Товарищ начальник, - голос Белова все еще доносился словно из-за закрытого окна. - Алла вспомнила, кто приходил к Ивановскому...
'В дополнение к моим показаниям хочу сообщить, что в конце ноября 1941 года или в первых числах декабря к Ивановскому заходил тот самый шофер. Я узнала его по очкам. Пробыл он в квартире недолго. Больше я его не видела'.
Данилов еще раз перечитал протокол допроса. Ну вот, кое-что есть. Теперь нужно установить шофера. Возможно, что он связан с убийством. Вполне возможно. Уж больно много совпадений.
Он позвонил Полесову. Трубку никто не поднял. Значит, Степан еще не приехал. Данилов позвонил дежурному и попросил сведения обо всех разбойных нападениях и грабежах за последние шесть месяцев.
- Это сейчас распоряжусь, - ответил дежурный, - все абсолютно?
Данилов помолчал, а потом добавил:
- Нет, только группы. А также все сведения об использовании наганов. Кроме того, запроси отряды ВОХРа, не случилось ли у них чего за это время.
- Сделаем.
