— Интересно. И чем же я вас так поразил? — ирония перешла в заинтересованный сарказм (а может и не лучшая). Мои ответы его откровенно забавляли.
— Юл! Я тебя везде ищу! — Ната, как дух-охранитель, ворвалась в нашу беседу, не дав мне довести парня своими ответами до истерики. Тот не стал нам мешать и пошел дальше по своим делам.
— Да я вас догнать не смогла. Вы несетесь так, что дракон за вами не угонится, — говорила, а внутренне вздыхала от облегчения: он ушел. Так опозориться! Надеюсь, больше его не увижу, ведь при первой же встрече сгорю от стыда.
— Мда? А я подумала, что ты решила, пока нас нет, охмурить мастера Лейрона.
— Кого? — только не доставало мне перед наставником ТАК себя представить. Духи! Его портрет висел в Зале Истории! Ну почему меня судьба так не любит?! Что я ей сделала?!
— Мастер Лейрон — учитель по «Ядам». Тайная любовь всех девушек и главный враг всех парней, так как к тому же ведет по утрам разминку, — а сколько презрения-то в голосе, когда она говорит слово «любовь». Не любит Ната, когда девушка за парнем (прошу прощения, мужчиной) бегает. Считает, что неприлично. И это при её склонности нарушать все писаные и неписаные правила. Кстати, а вот на счет второго:
— Разминку?! Да он же худющий!
— Ага, худющий. Этот худющий коня, на полном скаку, остановил, когда один не больно умный мол. чел. решил оседлать необъезженного жеребца…
— Мда-а. Кстати, что у нас сейчас?
— Я-ады, — протянула, тут же ухмыльнувшаяся, подруга и мерзко расхохоталась, явно предвкушая веселое представление на лекции.
Духи! Ну, за что мне это?
Мастер Лейрон начал урок странно. Все остальные наставники высокопарно говорили: «Приветствую вас…» и так далее и тому подобное. Он же просто сказал: «Добрый день…», после чего вкратце объяснил свой предмет и начал первую тему.
Я сидела, как мышь под веником, стараясь не привлекать внимания, ибо стоило мастеру посмотреть в мою сторону, как на его лице появлялась еле заметная улыбка, а Ната (подруга называется) начинала ехидно мне подмигивать. Мда-а, как говорится в пословице: слово не воробей, вылетит не застрелишь (по крайней мере, так её произносила одна моя рыжая знакомая, но, если учесть, как реагировал на неё Зан, то, скорее всего — это вольный пересказ любящего похулиганить ребенка).
Кстати, оказалось, что он второй по популярности парень (ну, ни дашь ему больше двадцати семи лет!). Даже в нашей группе, хотя до этого урока наши девушки его почти не видели. Первым был какой-то юноша со старших курсов, и то потому, что завоевать его было гораздо легче, чем равнодушного к прекрасной половине учеников наставника.
Но я, честно говоря, ничего особенного в мастере не увидела. Ну, «чистый» брюнет — таких в городе каждый пятый. Серые глаза — вообще у половины жителей. Возраст значения не имеет — ему может быть и пятьдесят и двести, целители медленно стареют, ведь алхимия даже с «обрубленным хвостом» остается алхимией.
Единственное: он был невероятно бледный, и это в конце лета(!). Хотя такое, вряд ли, может прибавить красоты (если, конечно, ты не живешь среди любительниц книг о вампирах).
Наверное, во мне мало романтики. Я за свою восемнадцатилетнюю жизнь ни разу не влюблялась, хоть, и не являюсь искательницей идеала и не страдаю обостренной формой мании величия. Ведь я так и не смогла понять из-за чего все девчонки (если они не влюблены в «звезду» номер один), за исключением разве что Наты, всё занятие пялились (никакое другое определение у меня просто в голову не приходит) исключительно на него. А ухажеры этих девушек досадливо скрипели зубами и нехотя смирялись с неизбежным.
С урока я сбежала, как ошпаренная, так как безответно влюбленные догадались, кому улыбается наставник, и последние десять минут пилили меня взглядами. Воевать с одногруппниками не хотелось, поэтому я решила до начала последней лекции погулять где-нибудь подальше от них.
Поплутав по саду (в Замке была куча внутренних двориков, многие из которых отдавали под ботанические «огороды», как любила говорить мастер Виарона), я решила зайти в библиотеку. Во-первых, я там еще ни разу не была; во-вторых, разрешение на посещение было дано совсем недавно, и люди, вряд ли, начнут ходить туда раньше, чем через неделю.
И, конечно, там оказался мастер!
Увидев его, я прокляла день нашей встречи и тихо попыталась слинять, радуясь, что стояла всего лишь на пороге.
— Что же вы меня так боитесь? — сказал он, погубив последние надежды, невозмутимо продолжая просматривать какие-то пергаменты. Отступать было некуда, да и позорно, поэтому я прошла в зал и села на один из стульев. Лейрон отложил свиток и посмотрел на меня. Взгляд был такой всепроникающий, что я моментально засмущалась и тихо сказала: «Я не люблю, когда надо мной смеются».
— У-у, — он грустно улыбнулся на мои слова и посмотрел в окно, — но разве я смеялся над вашей бедой? Я не умею, к счастью или нет, злорадствовать, и развеселили меня не вы, а нелепая ситуация, в которой мы оба оказались. Вспомните разговор, он явно не способствовал сохранению деловой обстановки.
Я прокрутила наш диалог и хмыкнула. Да уж, ситуация была очень «серьезной». От этого стало стыдно.
— Надо учиться смеяться над собой, Юриль. Ведь так, кажется тебя зовут? — мне оставалось только кивнуть и поднять свой взор от пола. Странно, но в солнечном свете радужки его глаз стали зелеными, как тогда, на улице. И ведь не иллюзия. На свету меняют цвет только серо-голубые глаза, а серые остаются серыми при любом освещении. На секунду захотелось протереть глаза: ну не могут серые радужки становиться изумрудными! Еще раз глянула… фу-ух, показалось, ровный стальной цвет, зеленым и не пахнет.
— Я знаю, но иногда это бывает обидно, — ответила я. Он улыбнулся снова, теперь как-то по- отечески, раньше мне так улыбался только Орнет.
— Понимаю. Но знаешь, Юриль, я, несмотря на внешность, живу не первую сотню лет. И радости в этой жизни было немного. Неужели ты запретишь мне хоть иногда радоваться, вспоминая то происшествие?
Почему-то смотреть на эту улыбку вдруг стало невыносимо, как невыносимо смотреть на человека, потерявшего единственный смысл жизни, у которого вместо рыданий из души вырывается истерический смех, но от этого становится еще горше.
Я не выдержала и уставилась в пол. На его просьбу лишь утвердительно покачала головой, боясь снова увидеть его лицо.
— Ну и хорошо, — он вернулся к документу и неожиданно уже другим тоном совершенно некстати сообщил, — а вы, лайн,[4] уже на пять минут опоздали на «Анатомию». Поторопитесь.
Последнее слово я слышала уже в коридоре…
С тех пор все и началось. Я подозревала, что виной тому были мои мысли об умиротворенности. Сглазила, что называется. Жизнь по мановению руки судьбы резко перестала быть скучной.
Первые «подарочки» пришли в день праздника плодородия. Во время него рынок превращался в украшенный цветами «зал» со сценой, уставленный столами с различными яствами. По традиции, коей более тысячи лет, каждая хозяйка обязана была приготовить к празднику что-нибудь этакое. Моя мама обычно готовила свои знаменитые среди всех знакомых пироги с лимоном. Но такое счастье было лишь для обычных жителей. У учеников в день торжества ничего не изменилось: учеба, книги и внутренние садики. И конечно, Нате взбрело в голову выбраться в город! А то, что это было запрещено — еще лучше — как же, азарт!
Изначально мы сидели после уроков в библиотеке и скучали. Точнее скучала Ната, а я штудировала книгу по травоведению.
