И во дворе он пел эту песню, и когда подымался по лестнице, и когда открывал своим ключом дверь, и остановился только, услышав такую нелюбимую им тишину в квартире.
Петя с опущенными вниз уголками губ, как всегда было, когда он обижался, прошел, не раздеваясь, из прихожей в кухню, а потом в комнаты, везде зажигая свет.
Да, он был один. Сомневаться в этом не приходилось. На столе, за которым он делал уроки, лежала записка:
И подпись стояла «Мама».
А на другом столе, в кухне, лежала вторая записка. Петя разворачивал ее с надеждой. Но там почерком папы было написано:
Сердце Петино совсем упало. После пережитой радости ему было особенно горько видеть эти упреки, а главное, сознавать, что они справедливы.
«Да, да, я неверный, — грустно размышлял он, — неверный. Это значит, что мне нельзя верить. Меня ждали, но я не пришел. Я просто забыл… нет, не забыл, я подумал, что в этот момент есть более важное, а ведь было, было более важное! А тогда, с Алисой, разве тоже было?… А может быть, более важное то, что пообещал сначала?…»
Замученный, вконец уничтоженный сначала записками, а потом угрызениями собственной совести, Петя бесцельно сидел за столом, не желая ни развлечений, ни сладостей, которые были так доступны в отсутствие папы и мамы.
Вид справа
Алиса сидела в левом ряду, чуть впереди, а значит, наискосок от Пети, поскольку он сидел в среднем. Он даже поменялся местами с Саввой, чтобы быть поближе к среднему ряду. Но что видел Петя? Даже отсюда он видел только правый локоть, правое ухо, правую щеку, одним словом, все только правое.
А вообще-то он делал вид, что ничего не видел и видеть не хотел.
Прошел уже месяц с того дня, как они перестали здороваться и разговаривать. Нет, разговоры, конечно, случались, вроде того, который произошел в булочной. Но это был не разговор, а стыд и позор!
Зато Петя вел мысленные разговоры с Алисой, то есть он как бы говорил и за себя и за нее.
— Алиса, — обращался он к ней, — я, конечно, поступил не по-товарищески, но что тут будешь делать, уж ты назначь мне испытание, любое, какое хочешь, я тебе докажу, что не такой уж я неверный человек. Назначь, а?…
— Нет-нет, — как бы отвечала Алиса, — ты ужасный человек, и между нами не может быть ничего общего!
— Да нет, не ужасный, ты уж мне поверь в последний раз, а то, что характер у меня плохой, так я с этим борюсь.
— Борись сколько хочешь, но мне нужен совсем не такой товарищ.
А в другой раз Алиса отвечала ему совсем по-иному.
— Алиса, — обращался к ней мысленно Петя, — я, конечно, поступил не по-товарищески, но что тут будешь делать, уж ты назначь мне испытание, любое, какое хочешь, я тебе докажу, что не такой уж я неверный человек. Назначь, а?…
— Да что ты, Петя, — как бы отвечала Алиса, — я уже и думать забыла про это, подумаешь — какое- то ничтожное недоразумение! Ты и впредь поступай, как тебе нравится, это нисколько не отразится на нашей Дружбе.
— Но мне так стыдно за свой поступок, прямо не знаю, что мне делать со своим ужасным характером…
— Характер у тебя хороший, просто ты рассеянный и увлекающийся человек, но, знаешь, мне это даже нравится…
Конечно, Алиса не отвечала ни так ни этак, а все это были Петины выдумки. Она что-то списывала с доски, а в это время Петя — вот какой плохой ученик! — передавал ей записку. Она была такого содержания:
Циркуляр вернулся тотчас. Поперек него было написано:
И было подчеркнуто — «цирк».
Наверное, до корней волос покраснел тогда Петя, до того был метким намек. Нет, не хотела она примиренья, а он хотел, хотел!
Премьера
Если бы можно было, Петя прожил бы тот день по-другому с самого начала. Ну, пусть не с начала, а с того момента, когда он вспомнил, что идет в нечищеных ботинках. Из-за них он и задержался ровно на столько, что у самой парадной его успел перехватить Савва.
— Ага-а, вот повезло! — закричал он. — Вот повезло, так повезло!
— Кому повезло? — спросил Петя.
— Как кому, тебе! Пошли скорей!.. Ты и приодет хорошо, я смотрю, и ботинки у тебя начищены!
Не надо было Пете и спрашивать «куда», не надо было. Раз уж встретил Савву, можно было постоять для приличия три минуты или попросить, чтобы Савва его проводил до угла, а в подробности не вдаваться, мало ли у кого какие дела.
Но Петя спросил:
— Куда?
— Ах, ты прыгать будешь от радости, когда узнаешь! Я шел и думал: застану или не застану!.. Ну, как тебе повезло!
И это можно было пережить, подумаешь! Но Петя и тут не удержался.
— Ну, куда, — спросил он нетерпеливо, — куда?
— В цирк, на премьеру, вот куда! Родители должны были пойти, но к ним пришли гости. Ты хоть соображаешь, что такое премьера? Первое представление! Дрессированные аравийские львы! Рр-рры!.. Рр-рры!.. Морские котики! Мяу-мяу!.. Одновременно на манеже пять клоунов! А у нас первый ряд! Чего там
