Сворачивая на лесную дорожку, к усадьбе, Ратников посматривал по сторонам — скоро должны были пойти ягоды — черника, голубика, за ней и смородина, — Маша собирать любила, все время просилась в лес. В лес… Вот он, лес-то — прямо за забором усадьбы и начинался — густой и дремучий, с высокими соснами, с вечно хмурыми елями, с ольхой, с орешником, со светлою липою, с папоротниками чуть ли не выше плеча…
Чу! Что это там такое, среди папоротников, на дорожке… точнее сказать — в луже? Что-то такое блестит красно-белое… Ха! «Мерседес-Бенц», ретро! И чего, спрашивается, в этакую грязину полез? В последнюю неделю все дожди шли, это сейчас — третий день — солнышко. Впрочем, и здесь проехать можно — Маша же на «Оке» проезжает.
Подъехав ближе, Ратников остановил машину и вышел:
— Что, застряли?
Давно уже углядевший «уазик» мужик в сером костюме, водитель «мерса», обрадованно улыбнулся:
— Уважаемый, вытащить не поможете?
— Ну конечно, — Миша пожал плечами. — Трос у меня только металлический…
— Ничего. И свой найдется трос. Вы не сомневайтесь, я заплачу.
— Да ладно!
Заплатит он… Не сказать, чтоб Михаил в деньгах уж совсем не нуждался, но вот в такого рода копейках — точно. Уж, слава богу, не бедствовал. И вообще, мужик этот сильно Ратникову не нравился, не сказать даже — почему? Вроде и одет более чем прилично, и вид, несомненно, интеллигентный — вон, в шляпе даже, — и все же было в этом человеке нечто отталкивающее: то ли губы были слишком уж тонкими, то ли подбородок — квадратным, то ли волосы слишком короткие, а уши — маленькие, прижатые, как у боксера. Нос большой, с едва заметной горбинкой, но в общем-то, обычное, ничем не примечательное лицо. Разве что взгляд… Резкий, хватающий, цепкий. И глаза тоже неприятные — какие-то бесцветные, холодные, как у снулой рыбы. И, как показалось Мише, неслабый был мужик — крепенький, коренастый. Возраст? Ну, можно было дать и тридцать пять и все пятьдесят — запросто. Непонятный такой возраст. И это тоже почему-то было не очень приятно. Как и костюм. Что-то в этом костюме было такое… этакое, не совсем обычное. Скорее всего — и пиджак и брюки выглядели как-то уж слишком старомодно… под стать машине. Тоже еще — пижон в шляпе! Глядит, как солдат на вошь. А голос бархатный, с небольшим таким мягким акцентом… эстонец, что ли?
Вытащив застрявший «мерс», Михаил гордо отказался от предложенных денег — двести рублей, не густо! — и полез в свой УАЗ.
— До губы как дорожка? — неожиданно поинтересовался пижон.
— Вы какую губу в виду имеете? — переспросил Миша. — Ту, что у Черной речки?
— Ну да, ну да, — незнакомец кивнул с каким-то нетерпением, словно бы раздраженный непонятливостью собеседника, — там, где пристань.
— А, где «Гермес» стоит, — Ратников ухмыльнулся. — Дорога есть — доедете. Если осторожно.
— Помнится, я тут по весне еще без всяких проблем проезжал, — усаживаясь в свое авто, буркнул пижон.
Завелся, поехал — осторожненько, не торопясь. Миша — следом. Тут одна дорога была, та, что вдоль Черной речки — к Псковскому озеру. Выбравшись на сухое место, «мерседес» поддал газу и быстро скрылся из виду, а Ратникову было все равно, он уже поворачивал к усадьбе и лишь про себя усмехался — ездят тут всякие! Ага… вот он к кому, значит — к Коле Узбеку, к Кумовкину. Небось, подельник по всяким неблаговидным делам. Тогда зачем такая приметная машина, спрашивается? Ладно, черт с ним.
Миша, наверное, и забыл бы и про пижона этого, и про его бело-красное авто, ежели б буквально на следующий день лужу не засыпали щебнем. Щебень привез самосвал — старый сто тридцатый ЗИЛ, собственность Коли Узбека. А, видать, рассердился на бездорожье неведомый гость — Узбек зря не расстарался бы! Ишь ты — самосвал щебенки ухнуть… да, похоже, и не один.
— Как хорошо стало ездить! — радовалась Маша. — И чего этих Кумовкиных так в селенье не любят? Вон как они для людей расстарались!
Ратников ухмыльнулся:
— Да не для людей, Маша, — больше для себя, чтоб ловчее было к пристани подъезжать. Подожди еще, разобьют нашу дорожку их грузовозы!
— А что, дядя Миша, правда, что у этих Кумовкиных — целый корабль?
Это спросил Тема, Артем, тот самый мальчик, что приходил за стиральным порошком и прочим. Потом еще раз пришел, и еще — Маша его привечала, вот и в гости привезла, второй раз уже.
Даже призналась как-то:
— Мы оба с ним в этом мире… словно чужие. Я чувствую.
Миша даже обиделся — ишь, как заговорила, не любил он, когда у супружницы такое вот упадническое настроение… хотя, конечно, во многом она была права… хм, во многом? Да, в общем-то — во всем…
— Ну, кораблик у них, конечно, так себе, — Ратников усмехнулся. — Хотя, с другой стороны — вполне еще приличный. Им же железяки возить — не людей в круизы. Старый, конечно, но хороший, финской постройки, кажется. Бывшая самоходная баржа, называется «Гермес».
— Античный бог торговли, — кивнул Артем.
Вот так он и выразился, как всегда, слегка картавя — «античный», а даже не «греческий». Впрочем, этот мальчишка не так еще выражался, даже знал и умел к месту употребить выражение «гнусные инсинуации» или что-нибудь подобное. Это в одиннадцать-то лет! Умный был парень, только — Маша права — несчастный.
Жил раньше в Питере — земляк! — в довольно обеспеченной, даже богатой семье, родители, судя по всему, его, единственного своего сыночка, любили, правда, не разбаловали, что большая редкость, и совсем недавно погибли в автокатастрофе. А ребенок остался никому не нужным, хотя и имелись какие-то дальние родственники… Так вот Артем в детском доме и очутился — мальчик, можно сказать, из интеллигентной семьи, не как все прочие — социальные сироты, при живых родителях, алкоголиках да бомжах.
Нет, Тема никогда не жаловался, да и в детском доме его не обижали, не дразнили даже, но все же, все же… Маша его состояние очень даже понимала, верно, потому мальчишка так к ней и привязался. Иван Андреевич, директор, тому не препятствовал, наоборот, даже как-то попросил Ратникова, чтоб парня от себя не гнали… ну, разве что надоест сильно.
— Ты, Тема, молоко-то пей, — Маша налила целую кружку. — Хорошее молочко, деревенское.
Парнишка кивнул:
— Спасибо.
Потом поморгал немного:
— Дядя Миша… все спросить хочу… А почему у вас телевизора нету?
— А мы его не смотрим, некогда, — Ратников лениво потянулся. — Все, видишь ли, на работе… Маша — в магазине, я тоже — туда-сюда мотаюсь. Вот и некогда смотреть.
— Да и я тоже не смотрю, — Артем неожиданно улыбнулся. — Просто иногда бывают интересные передачи. В основном, конечно, вечером, поздно. Вот, я недавно про Колчака смотрел, потом — про Троцкого. Интересно.
— А ты, Тема, в каком же классе-то?
— В шестой пойду… осенью… Родители меня рано в школу отдали, сказали — нечего неучем шляться.
— Это они молодцы, — одобрительно ухмыльнулся Михаил.
А пацан опять загрустил — видно было, нахохлился весь, скукожился, голову свесил…
— Еще молока налить, Артем?
— А? Нет… спасибо. Пойду я уже, — парнишка вздохнул. — Пойду… Иван Андреевич сказал, чтобы к ужину не опаздывать.
— Так, может, тебя отвезти?
— Нет-нет… Мне, наоборот, по лесу гулять нравится.
— Мне тоже нравится… Смотри только не заблудись.
