— Ну, пока это только предположение. Но уже кое-что.
Я возвращаюсь в отделение, беру листок бумаги и строю версию. Преступник и жертва выходят из троллейбуса на одной остановке. Парень видит импортные джинсы и решает завладеть ими. Но готова ли жертва отдать ему их добровольно? Для этого надо хотя бы мельком взглянуть на ее лицо, — среди тех, кто промышляет разбоем, есть психологи, умеющие по внешнему виду определить степень сопротивляемости жертвы. Некоторое время он идет сзади, потом обгоняет ее и нагло оборачивается. По тому, как девушка отвела взгляд, он сразу определяет, что лишнего шума не будет, и вновь отстает под каким-нибудь предлогом. Например, наклоняется, чтобы зашнуровать ботинок. Теперь ему остается только проследить, куда направляется незнакомка. Незамеченный, он входит за ней в подъезд и, видя, что она своим ключом отпирает дверь, решает, что дома никого нет. А остальное — дело техники. Достать финку — и джинсы в твоих руках. Выглядит правдоподобно. Но где его искать?
Если он живет в другом конце города, то по тем скупым приметам, что я имею, легче найти иголку в стоге сена. Но я прихожу к выводу, что фигурант живет где-то поблизости. В самом деле, если он ехал на работу, то ему не имело смысла выходить в этом «спальном районе» — до ближайших предприятий и учреждений еще две остановки. К тому же время было такое, что первая смена еще не закончилась, а до начала второй оставалось еще минимум два часа. Рядом с остановкой только мастерская по пошиву обуви, проверить которую труда не составит. Вряд ли он направлялся и к кому-нибудь из друзей: о встрече обычно договариваются заранее, на определенное время, и даже если у него оставалось в запасе полчасика, весьма маловероятно, что он решил скоротать их, явно нарушая закон. К таким преступлениям обычно готовятся, долго высматривают и выслеживают жертву, а тут фигурант, похоже, видел ее впервые, раз забегал вперед, чтобы обезопасить себя от возможного отпора. В троллейбусе, по словам потерпевшей, было тесно, и он не мог разглядеть того, что на ней надето. Умысел возник внезапно, когда, скорее всего, оказалось, что им по пути. Действовал он уверенно и нагло — в незнакомой обстановке преступники, которым нет и двадцати (а именно на такой возраст указывала девушка), так себя не ведут. Значит, он тоже шел домой. Теперь задача ясна: отрабатывая эту версию, постепенно сужать круг поиска.
Но сначала надо обратиться к коллегам: может, у них что-то есть. И действительно, по приметам, описанным потерпевшей, я нахожу подозреваемого. Это некто Кривоногов, живущий в доме, где мастерская. Правда, ему двадцать два, но в стрессовом состоянии можно легко ошибиться в определении возраста. Зато он дважды судим за мелкие кражи и в настоящее время нигде не работает. Уверенный в успехе, я вызываю потерпевшую для опознания и предъявляю несколько фотографий. Сердце мое взлетает, когда она уверенно берет в руки фото Кривоногова, но тут же падает, ибо девушка сообщает, что знает этого парня с детства. И добавляет, что преступник не может быть жителем ее района, потому что она живет здесь давно и знакома со многими парнями. Во всяком случае, знает их в лицо.
Стройная схема рухнула. И все-таки я решаю проверить свою версию до конца, ведь фигурант не обязательно должен быть рецидивистом. Завтра я пойду в ЖЭУ и посмотрю картотеку жильцов этого микрорайона. Нельзя останавливаться на полпути.
Вечером, однако, меня ждет еще один неприятный сюрприз. Меня вызывает начальник уголовного розыска и с порога спрашивает, как идет дело. Тон, которым задан вопрос, не предвещает ничего хорошего. Я вкратце докладываю обстановку, продолжая защищать версию, на которой уже набил себе шишку. Начальник выслушивает меня, отвернувшись к окну, и когда я замолкаю, неожиданно спрашивает:
— Ищете любовных приключений?
— Не понял, товарищ майор.
— Я спрашиваю: кто вам дал право пользоваться своим служебным положением, чтобы охмурять девушку? Разгуливаешь с ней под руку, вместо того, чтобы искать преступника! Думаешь, никто ничего не узнает? Не волнуйся, свет не без добрых людей, черт бы их побрал. Видал я знаешь где ее мамашу, которая засекла вас из окна! Слышал бы ты, каких слов она мне наговорила…
— Ах, вот вы о чем, товарищ майор. Ну, во-первых, под руку я с ней не прогуливался, тут она лишку хватила, нежных слов не шептал, а попытался определить маршрут преступника. Идеомоторные реакции могут вызвать ассоциации, воздействовать на память.
— Реакции, ассоциации! Ты мне фамилию на стол положи! И улики. Даю сроку два дня. И чтоб никаких шуры-муры. Иди, умник.
Что тут возразишь? Иду. В кабинете трезвонит телефон.
— Товарищ Разин? — женский голос в трубке такой ласковый, что слышать противно. Я сразу понимаю, с кем имею дело, и пытаюсь объяснить то же самое, что только что говорил майору. Дама сразу переходит в наступление, и голос как по волшебству преображается. Металл, а не голос:
— Нет, вы дайте мне гарантии! Вы найдете злодея? Я требую гарантий! Иначе я это дело так не оставлю, я вас из милиции вышвырну, так и знайте! А дочь оставь в покое, слышишь?
Да слышу, слышу. Это ты ничего слышать не хочешь, мымра зубастая. Но это я уже про себя. Этого уже никто услышать не может. И не должен.
Наутро в ЖЭУ я с головой зарываюсь в картотеку. Из всей колоды я выбираю десяток карт, но лишь одна из них козырная. Как я угадываю ее объяснить невозможно. Интуиция, шестое чувство. Все десять подозреваемых примерно одного возраста, но взгляд мой выхватывает именно эту фамилию Глухов. Ему восемнадцать. Конечно, можно перестраховаться, пойти в паспортный стол, взять фотографии всех десятерых и предъявить их потерпевшей на опознание. Но у меня нет времени, зато есть чувство, что Глуховым следует заняться немедленно. Я иду по его адресу.
Дом как дом. У подъезда традиционные кумушки судачат о том о сем. На ходу придумав легенду, я представляюсь работником райкома комсомола и сразу беру быка за рога:
— Андрей Глухов здесь проживает?
— Это который Глухов-то? — переспрашивает самая бойкая из бабулек, судя по загоревшим глазам, вечная комсомолка. — Отец или сын!
— Сын, разумеется. Андрей Андреич.
Я даю им возможность выговориться.
— Это Андрюха-то? — понимает, наконец, моя собеседница. — Дак какой же он комсомолец? Он и в пионерах-то, поди, не был.
— А чего так?
— Да вот так, — поддерживает «вечную комсомолку» другая. — Вот уж месяц за ним следим: только родители за порог — сразу музыка на всю катушку…
— Лодырь несчастный! — вставляет третья.
— Бездельничает, значит? — интересуюсь я.
— Да говорим, лодырь он! Родители с утра до ночи вкалывают, а он у них на шее сидит. А вот вы его б на работу и устроили.
— Имею такое поручение. И работа подходящая есть. Устроим.
— Вот и ладно бы. На завод.
Я перевожу разговор в практическое русло.
— Пойду поговорю с ним.
— Зря поднимешься. С утра где-то пропадает. Слышь, музыка-то не орет.
— Тогда подожду. У меня время есть.
Я не могу уйти. Слишком близко я подобрался к разгадке, чтобы тратить время на повестки и долгое ожидание. Повестка может и спугнуть птенца потом объявляй его в розыск.
К счастью, сегодня мне везет. Не успел я присесть на скамейку напротив бабушек, как самая зоркая из них торжественно возвещает:
— Явился, голубок!
Я вижу высокого юношу в голубых потертых джинсах, синей нейлоновой ветровке, с сумкой через плечо. Темных очков нет. Я быстро поднимаюсь навстречу.
— Глухов?
— Ну, Глухов. А чего?
— И в знаменитых джинсах?
— Это мои джинсы! — парень явно напрягся.
— Твои? — я выдержал паузу. — А я думал — американские. Отойдем в сторонку. Разговор есть.
