Ролло. Ничуть!
Эдит. Значит, ты надеешься, что он сошел с ума?
Ролло. Еще менее того.
Эдит. Но ты же сам говорил, что оно идиотское, твое изобретение.
Ролло. Идиотское, идиотское! Тоже мне, выразилась! Оно не более идиотское, чем всякое другое. Ты посмотри, чего только нынче не изобретают!
Эдит. Значит, будь у тебя пятьсот тысяч франков, ты рискнул бы ими в этом деле?
Ролло. Не о чем говорить, пока у меня их нет.
Эдит. Ответь мне честно, да или нет?
Ролло
Эдит. Это правда.
Ролло. Миллионы, которые он украл у меня!
Эдит. О! Украл…
Ролло
Эдит. Может быть.
Ролло. Иными словами, ты мне не веришь!
Эдит. Просто женщины непостоянны в убеждениях. Вот поэтому я и говорю: может быть.
Ролло. А ну, скажи, Вероника болела менингитом, да или нет?
Эдит. Болела.
Ролло. Из-за меня болела?
Эдит. Вероятно.
Ролло. Никаких «вероятно»! Это общеизвестно!
Лакей. Мсье! Мсье Карадин весьма огорчен. Он о вас забыл.
Ролло. Забыл?!
Лакей. Совершенно забыл. Он просит его извинить. Он принимает ванну.
Ролло. Мы его все равно дождемся.
Лакей. Как вам будет угодно.
Эдит
Ролло. Э нет! Нашла дурака! Баш на баш, – мое унижение, его денежки!
Эдит. Пойдем же!
Ролло. Он уже получил мое унижение, осталось мне получить его деньги. И я их получу, даже если мне придется проторчать здесь целый день.
Эдит. Но почему ты рассчитываешь на деньги этого человека?
Ролло. Потому что я его ненавижу.
Эдит. Странная логика!
Ролло. Странная, да моя!
Эдит. Не верю я тебе: ты слишком уж часто об этом говоришь.
Ролло
Эдит. И тебе не стыдно брать у него деньги? Ты же отлично знаешь, что никогда их ему не вернешь.
Ролло
Эдит
Эдит. Почему?
Ролло. Слишком много потеряю в результате.
Эдит. А я считала тебя таким гордым!
Ролло. Ну, я достаточно горд, чтобы страдать от того, что мне приходится унижаться. Самая дорогая цена, какую можно заплатить за любую вещь, это необходимость выпрашивать ее.
Эдит. Тогда объясни мне, почему Карадин дает тебе деньги?
Ролло. Из жалости.
Эдит. И ты берешь?!
Ролло. Конечно!
Эдит. Берешь, испытывая к нему отвращение?
Ролло
Эдит
Ролло. Впрочем, я подозреваю, что его устраивает такое положение вещей.
Эдит
Ролло
Эдит. Тебе только нравится говорить так.
Ролло
Эдит
Ролло. А чем тебе плохи мои доводы?
Эдит. Ребячество какое-то…
Ролло. Верно, я его еще ребенком ненавидел.
Эдит. За эту историю с именами? Несерьезно как-то!
Ролло
Эдит
Ролло. А мне больше нравится Ноэль. Да и тебе тоже.
Эдит. Мне – нет.
Ролло. Но мало ему было наших имен, чтобы взять верх надо мной, он еще приклеил мне это прозвище! И какое прозвище!
Эдит. Должна признать…
Ролло. Я как будто слышу…
Эдит
Ролло. Да нет, я говорю: я как будто слышу его первые слова после того, как он достаточно промаринует меня здесь: «Ага, значит, моему старому Рохле понадобилась монета?»
Эдит. И ты ответишь «да».
Ролло. Ну признайся, я действительно похож на рохлю?
Эдит
Ролло. Согласись, во мне нет абсолютно ничего рыхлого, мягкого.
Эдит. Ничего!
Ролло. Возьми, например, мой нос. У меня даже в паспорте написано: «Нос – обыкновенный», а уж они там, в префектуре, ни с кем особенно не миндальничают.
Эдит. Даже наоборот.
Ролло. И не вздумай говорить, будто я начинаю полнеть и в этом, мол, причина…
Эдит. Мне бы и в голову не пришло!
Ролло. Мне было двенадцать лет, когда он впервые обозвал меня рохлей. А до того все ребята звали