букву
С непонятным волнением Алехин рассмотрел на письменном столе персонального пенсионера толстую книгу в красном переплете.
Зачем пенсионеру Евченко лоция? Не желая задавать прямой вопрос, Алехин начал издалека:
– Вот за что мы всю жизнь боремся, Кузьма Егорыч?
Пенсионер ждал такого вопроса.
– Чего же тут не понимать, Алехин? Всегда боролись и всегда будем бороться за счастье народа. – Он даже нахмурился: – Смысл всякой вечной борьбы – счастье народа.
– При всех режимах? – не поверил Алехин.
– При всех законных правительствах, – строго поправил пенсионер Евченко. – Многие поколения русских революционеров доказали ценой собственных кристально чистых жизней то, что любой человек достаточно высокой духовной организации чрезвычайно способен с героической и максимальной самоотдачей бороться за общее счастье, к чему мы и должны их незаметно подталкивать.
Алехин кивнул.
Везет старику. Совсем рядом, за стеной, всего в метре от ничего не подозревающего упрямого пенсионера живет Верочка. Она может ходить по квартире в одном легком халатике, несмотря на такую близость. А Евченко, как любой сосед, в любое время может заглянуть к ней… Скажем, за солью… Но вот зачем ему «Лоция Черного моря»?.. Вслух он все же спросил о другом.
– А что есть счастье, Кузьма Егорыч?
– А счастье – это есть мир на всей Земле, – незамедлительно ответил пенсионер. – Всеобщий всеобъемлющий мир. И свободный труд. И всеобщее равенство. И равенство всех освобожденных от какой бы то ни было духовной и материальной ответственности.
Он подумал и уточнил:
– Больше от материальной.
Сам он в застиранном махровом халате и в теплых тапочках не выглядел почему-то человеком, полностью свободным от духовной и материальной ответственности. И ободренный этим наблюдением, Алехин умно заметил, что в этом году чуть ли не юбилей знаменитого высказывания: жить стало лучше, жить стало веселей. А странно. Вот он, Алехин, несмотря на все прогрессивные изменения, несмотря на все пережитые им режимы («Законные правительства», – строго поправил пенсионер)…несмотря на все пережитые им законные правительства, до сих пор обитает в деревянном домике, предназначенном на снос еще при Брежневе, и бегает в деревянный сортир на глазах всей огромной девятиэтажки.
– А дурак он и есть дурак. – Пенсионер Евченко никак не склонялся к сочувствию. – Настоящий человек, Алехин, имеет право на всеобщее счастье только в том случае, если он не рассматривает всех других людей как средство для достижения своего личного счастья.
И объяснил:
– Посадить дерево, Алехин, воспитать тихого ребенка, оплодотворить одну отдельно взятую верную женщину – это, Алехин, еще не все. Это, Алехин, каждый умеет. Под освобождением человека мы, материалистические философы, имеем в виду не просто освобождение от всех форм духовной и материальной зависимости, но еще и от всех форм зависимости от самой природы.
Пенсионер увлекся.
А Алехин почему-то вспомнил металлическую игрушку, навязанную ему алкашами Заратустры Наманганова. Ведь точно заржавеет рак в кармане сырой ветровки… И зачем сдалась пенсионеру «Лоция Черного моря»?..
– …когда миллиарды и миллиарды самых различных пониманий сольются воедино, – вдохновенно пел пенсионер Евченко, – и образуют некую единую гармонию, подобную гармонии музыкального эпического симфонического произведения, вот тогда, Алехин, наступит счастье и для тебя лично.
– А для вас?
Пенсионер Евченко обиделся.
Он даже замахал маленькими, покрытыми коричневыми пигментными пятнышками лапками, но Алехина это не смутило. Он хорошо помнил главное правило страхового агента: какую бы чепуху ни молол клиент, выслушивать его надо терпеливо и до конца. Пусть размахивает пигментными лапками, никогда не перебивайте клиента. Смотрите ему в глаза. Улыбайтесь. Даже если он вам противен, улыбайтесь. Клиент не говорит ничего путного? А вам-то что? Дайте ему выговориться, он станет податливее.
Алехин вздохнул.
– Счастье счастьем, Кузьма Егорыч, а вот меня вчера возле собственного дома чуть алкаши не побили. – Он знал, что пенсионер Евченко, как любой смертный, с интересом относится к таким историям. – Полный беспредел, Кузьма Егорыч, – пожаловался Алехин, с подозрением поглядывая на «Лоцию Черного моря». – Алкашам дай волю, они и море подожгут.
– А что? И подожгут, – горячо откликнулся пенсионер.
И вдруг полез суетливо в какие-то бумаги, кучей сваленные на письменном столе:
– Я раньше думал, что не горит море. А оказывается…
– Что оказывается?
– А ты вот сам почитай. Вот бери, бери. Это вырезки из газеты. Из большой газеты. – Пенсионер Евченко, как суетливый паучок, бегал по комнате. – Да возьми, возьми с собой, вернешь потом. А то держишь меня за этого… – Он не решился произнести вслух задуманное им слово. – Вот почитай. Тебе такое в голову прийти не могло. А это научный факт!
XV
Алехин и на этот раз ушел от пенсионера ни с чем, только с газетной вырезкой.
Это его разозлило. Встречу алкашей – побью, решил. Или позову сержанта Светлаева…
Пива выпить…
Дверь открыл сам сержант милиции.
– Как служба?
– Нормально.
– Как здоровье?
– Нормально.
– Как жена?
– Нормально.
И все такое прочее.
Здоровенный плечистый сержант Светлаев был в милицейской форме.
Обычно встречал в потрепанном спортивном костюме, а тут в полной форме. Наверное, вернулся с дежурства. Крепкий, волевой, как глыба гранита. Много подумаешь, прежде чем бросишься на такого крепкого и волевого сержанта.
– Проходи.
– Да нет. Бери канистру и пошли. Пивка купим. – И пошутил: – Дома у меня рак есть.
Странно, но о раке он упомянул с неким холодком в груди. И мысль о том, как удивится сержант, увидев, что рак металлический, тоже почему-то не развеселила Алехина.
– Рак?
– Ага. Вот такой.
– Рак – это нормально.
В сущности, Алехин не разделял мнения сержанта, но слово уже вырвалось. Он еще раз показал на пальцах:
– Вот такой.
– Нормально, – кивнул сержант. – Значит, очищаются наши водоемы.
– Вовсю, Сема.
– А мы власть ругаем.
– Ага, Сема.
– Я раков ловил на Ладоге, – вспомнил сержант. – Нормально. – И неожиданно приуныл: – Только в
