— Но мне сказали явиться прямо сюда.
— Кто именно? Наш пресс-секретарь?
— Нет… Насколько я понимаю, просьба поступила в редакцию «Кроникл» после явления отца Франклина. Значит, вы отрицаете этот факт?
— Отрицаю ли я факт обращения в вашу газету? Никакой просьбы от нас не поступало. Если же вас интересует явление отца Франклина, этот факт я также отрицаю.
Мы в упор смотрели друг на друга. Я испытывал двойственное чувство: злость на нее и досаду на себя. Когда у меня что-то не получается, я виню в этом только себя самого — за неопытность и робость. Ни один из наших журналистов, наверно, не спасовал бы перед конторской крысой вроде миссис Холлоуэй.
— Нельзя ли позвать кого-нибудь из начальства? — сделал я очередную попытку.
— Главный администратор здесь я. Все остальные — преподавательский состав.
Теряя последнюю надежду, я спросил:
— Неужели мое имя вам ничего не говорит?
— Почему оно должно мне что-то говорить?
— Да потому, что оно фигурирует в обращении в редакцию.
— Возможно, обращение направили из пресс-службы; мы к этому отношения не имели.
— Одну минутку, — сказал я.
Материалы, накануне полученные мною от Уикема, остались в машине. Когда я вернулся, неся их с собой, миссис Холлоуэй стояла у лестницы в той же позе, только успела избавиться от канцелярских папок.
Подойдя к ней, я развернул листок с сообщением, которое Уикем получил по факсу. В нем говорилось:
Мистеру Уикему,
редактору отдела новостей газеты «Кроникл».
В ответ на ваш запрос сообщаем следующее. «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». Деревня Колдлоу, графство Дербишир. Полмили к северу от дер. Колдлоу по шоссе А-623. Место для стоянки автотранспорта — у главных ворот или на территории. Администратор, миссис Холлоуэй, сообщит необходимые сведения вашему сотруднику Эндрю Уэстли.
— К нам это не имеет никакого отношения, — процедила миссис Холлоуэй. — Так что извините.
— А кто это — «К. Энджер»? — спросил я. — Мужчина? Женщина?
—
Ее пальцы легли на мой локоть и вежливо направили меня к выходу. Она объяснила, что в конце грунтовой дорожки, огибающей здание, будет калитка, а за ней — вход в восточное крыло.
— Извините за недоразумение, — произнес я. — Не понимаю, как такое могло случиться.
— Если вам понадобится дополнительная информация о Церкви, советую обращаться в нашу пресс- службу. Она для того и существует.
— Разумеется. — Дождь усилился, а я был без плаща. — Позвольте задать вам самый последний вопрос. Сейчас в доме есть кто-нибудь, кроме вас?
— Да, у нас все в сборе. На этой неделе здесь обучаются более двухсот человек.
— А кажется, будто здание пустует.
— Мы ликуем молча. При свете дня только мне одной дозволено разговаривать. Всего наилучшего.
Она скользнула через порог и плотно закрыла дверь.
Когда стало ясно, что сенсация, за которой меня командировали, не состоится, я решил сообщить об этом редактору. Остановившись под мокрыми плетями дикого винограда и наблюдая, как ветер гонит по долине непроглядную пелену дождя, я с тягостным чувством набрал прямой номер Лена Уикема. Он ответил не сразу. Я рассказал ему о неувязке.
— А того, кто нам писал, ты нашел? — спросил Лен. — Некоего Энджера?
— Как раз стою под дверью, — ответил я и объяснил, какой тут расклад. — Здесь, похоже, ловить нечего. Думаю, это просто склока между соседями. Сам понимаешь: то одно им не так, то другое. — Вот только на шум не жалуются, добавил я про себя.
Повисла тяжелая пауза.
Наконец Лен Уикем сказал:
— Сходи к этой Энджер и, если что-нибудь откопаешь, перезвони. А если нет — сразу возвращайся, и чтобы вечером был в Лондоне.
— Но сегодня пятница, — возразил я. — Я собирался проведать родителей.
В ответ Уикем бросил трубку.
Глава 3
У главного входа во флигель меня встретила женщина преклонных лет, к которой я обратился «миссис Энджер»; она только спросила мое имя, внимательно изучила редакционное удостоверение, провела меня в ближайшую комнату. В этих апартаментах, обставленных просто, но привлекательно — индийские ковры, старомодные стулья и полированный стол, — я почувствовал себя как бродяга: мой костюм изрядно помялся в дороге, а потом еще и промок. Минут через пять женщина вернулась и произнесла фразу, от которой я похолодел:
— Леди [2] Кэтрин готова вас принять.
Последовав за ней на второй этаж, я оказался в просторной, уютной гостиной с видом на долину и островерхие скалы, которые сейчас едва угадывались за пеленой дождя.
У камина, где полыхали и дымились поленья, стояла, протягивая мне руку, молодая женщина. Известие о том, что хозяйка дома принадлежит к аристократическому роду, застало меня врасплох, но она держалась без тени высокомерия. Меня приятно поразила ее внешность: высокий рост, широкие скулы, волевой подбородок. Темные волосы, уложенные с таким расчетом, чтобы смягчить резковатые черты лица. Широко раскрытые глаза. Выражение нервической сосредоточенности — словно она беспокоилась, как бы я не сказал или не подумал чего-нибудь неподобающего.
Ее приветствие прозвучало суховато, но стоило прислуге оставить нас одних, как манеры хозяйки переменилась. Она представилась мне как Кейт Энджер, а не леди Кэтрин, и попросила обходиться без титула, о котором, по ее словам, вспоминала редко. Ей хотелось удостовериться, что меня в самом деле зовут Эндрю Уэстли. Я это подтвердил.
— Наверно, вы побывали в главном здании?
— В «Церкви ликования»? Дальше двери меня не пустили.
— Боюсь, это моя вина. Я предупредила о вашем возможном приезде, но миссис Холлоуэй не выказала особой радости.
— Значит, это вы прислали письмо в нашу газету?
— Мне нужно было с вами встретиться.
— Я так и понял. Но откуда вам обо мне известно?
— Непременно расскажу. Только я еще не обедала. А вы?
Я признался, что сделал остановку в деревне, но вообще-то с утра ничего не ел. Мы спустились на первый этаж, где хлопотала экономка — леди Кэтрин называла ее миссис Мэйкин; она готовила незамысловатый ленч — ломтики холодного мяса, сыр и салат. Когда мы сели за стол, я спросил Кейт Энджер, зачем ей понадобилось вызывать меня из Лондона в такую даль, да еще под надуманным предлогом.
— По-моему, предлог не надуманный, — ответила она.
— Мне нужно за сегодняшний вечер подготовить репортаж.
— Ну, это будет затруднительно. Вы едите мясо, мистер Уэстли?
Она передала мне тарелку с ломтиками говядины. За едой мы поддерживали вежливую беседу, Кейт задавала вопросы о газете, о моей карьере, о том, где я живу, и так далее. Меня все еще немного отпугивал ее титул, он создавал между нами невидимую преграду, но чем дальше, тем непринужденнее становилось наше общение. В ее поведении сквозила настороженность, почти нервозность, и, слушая меня, она то и дело отводила глаза и оглядывалась. Я решил, что это не признак отсутствия интереса, а просто свойство
