– Добро не остается добром в час зла, – продолжил гиббон. – Зло не остается злом, когда наступает час добра, и тогда…
Звук внезапно пропал. Губы гиббона продолжали шевелиться, но я больше не слышал, что он говорил.
– Вот сволочь, – констатировал корабль. – Он тебя обрабатывает психотропными заклинаниями.
Я длинно и грязно выругался. Гиббон заткнулся, немного помолчал и снова зашевелил губами. На этот раз со звуком.
– Я уполномочен официально сообщить, что испытание человеческой расы успешно завершено, – сообщил он. – Вы полностью выдержали программу экзаменов, совет вершителей выставил вам оценку «хорошо». С этого момента единение признает человечество высшей расой и отказывается отныне и во веки веков от всех агрессивных действий и намерений в отношении всех ваших колоний, кораблей и индивидуумов. Официальные ноты уже направлены в ваше правительство и адмиралтейство. Война закончена с ничейным результатом и другой войны между нами не будет.
– Почему это война закончена? – спросил я. – Вы отбили нашу атаку лишь случайно. Повторная атака превратит вашу планету в пустыню.
Гиббон оскалился, я не сразу понял, что это улыбка.
– Нашу атаку вы отбили тоже случайно. Повторная атака превратит ваше общество в стадо бессловесных зомби. Но повторной атаки не последует. Знаешь, почему?
– Потому что в вашем небе висит сто тысяч термоядерных торпед, – сказал я.
Гиббон вновь оскалился.
– Ты преувеличиваешь, – сказал он. – Их где-то от двадцати до сорока тысяч. Но это неважно, такого количества тоже достаточно, чтобы уничтожить жизнь на планете. Уфр не входит в первую десятку лучших планет единения, его потеря терпима, но зачем начинать большую войну с сильным противником? Вы уже доказали, что являетесь сильным противником, вы достойны того, чтобы относиться к вам с уважением. Конечно, при условии, что и вы отнесетесь к нам с уважением. У вас это называется политикой взаимного сдерживания – ваши торпеды против нашего вируса. Если вы нанесете повторный удар, произойдет размен Земли на Уфр, расы людей на расу существ, которых вы называете гиббонами. Человеческая цивилизация погибнет, но единение сохранится, хотя и будет ослаблено. С другой стороны, мы можем стать партнерами, а затем и друзьями, такие прецеденты в истории уже были. Пещерные фазаны, например, сто шестьдесят ваших лет назад заключили договор о добрососедстве с единением, и с тех пор между нами и ими не было ни одного неприятного инцидента. Ваше правительство воспринимает единение как раковую опухоль на теле вселенной, но это представление ошибочно. Мы поглощаем лишь те расы, которые не смогли доказать право идти своим путем. Человечество доказало это право. Вы сумели привести в действие механизм сдерживания и отныне ваши колонии лежат вне сферы наших интересов. Кроме Хесперуса и Тлакскалы – эти планеты уже обработаны вирусом единения, их нельзя вернуть в состав вашей федерации чисто физически. Но остальные ваши миры останутся в неприкосновенности до тех пор, пока вы воздержитесь от агрессии в отношении наших миров. А если нет – тогда состоится размен, о котором я уже говорил.
– Все это очень здорово, – сказал я, – но что ты хочешь лично от меня? Я не министр и не адмирал, я простой капитан крейсера.
– Я хочу, чтобы ты воздержался от необдуманных шагов, – заявил гиббон. – Хотя бы в течение одних земных суток. Если все пойдет нормально, к этому времени ты получишь приказ прекратить военные действия и покинуть систему. Торпеды можешь оставить.
– Торпеды я оставлю в любом случае, – сказал я. – Ты же сам говорил про политику сдерживания. Какая может быть политика сдерживания без торпед?
– Вместо торпед могут быть вирусы – биологические, электронные или информационные, – заметил гиббон. – А также нелинейные аномалии, фазовые коллапсары, развернутые сингулярности и еще десяток других видов оружия судного дня. Термояд – самое примитивное из них. Но это не означает, что ваш экзамен не засчитывается, вы получаете зачет в любом случае. В условиях экзамена не оговаривалось, какие средства применять можно, а какие нельзя.
– Хорошо, – сказал я. – Я буду ждать ровно сутки. А затем, если не получу отбоя, я начну вторую атаку.
– Да будет так, – провозгласил гиббон. – Только знай, что твоя атака станет смертным приговором для человечества.
Я оскалился, пародируя гиббонскую улыбку.
– Это мы еще посмотрим, – сказал я. – А если ты и прав… что ж, у политики сдерживания есть свои недостатки.
– Это точно, – согласился гиббон. – Однако ничего иного пока не придумано. Если какая-нибудь раса откроет другой способ поддерживать добрые отношения между братьями по разуму – это будет прекрасно. Возможно, это будет ваша раса.
– Возможно, – кивнул я. – А теперь расскажи мне про ваше единение.
Гиббон раскрыл пасть, продемонстрировав солидные клыки, и издал странное улюлюканье, похожее на крик Тарзана. Кажется, он так смеется.
Отсмеявшись, гиббон сказал:
– Это право надо еще заслужить. Всякая информация имеет свою цену и скоро, как только инцидент контакта будет исчерпан, мы начнем торговать. У тебя есть что предложить единению?
– Думаю, что есть, – сказал я. – Но я не буду ничего предлагать. Я же не министр иностранных дел.
– Тогда не вижу смысла продолжать наш разговор, – заявил гиббон. – Прощай.
– Прощай, – сказал я.
И экран погас.
Гиббон переоценил инертность земной бюрократии, приказ бомбить планету был отменен не через
