— Ты уверен?
— Конечно, уверен. Я всегда отмечал день рождения первого сентября.
Трудовик был явно обеспокоен.
— Ведь первое сентября — это первое число девятого месяца.
— Чего?
— Первый день девятого месяца. Посмотри, ты сам заполнял эту анкету. Ты написал единицу, потом черточку и девятку. Но, Луи…
Луи понял, что сейчас услышит какую-нибудь неприятность. Он весь напрягся, собирая все силы.
— Луи, ты написал девятку, как восьмерку. Вот, смотри. Ты завернул хвостик девятки так, что она похожа на восьмерку. И решили, что ты родился в августе. Господи боже, какая досада. Ведь если ты действительно родился первого сентября…
— Я же сказал!
— Значит, ты не можешь уйти из школы.
— Чего? То есть как не могу уйти? Ведь все уже договорено. Я буду работать в пекарне. Приступаю двадцать первого!
Незаметно для себя он перешел на крик.
— Спокойно, парень, держи себя в руках, — сказал Трудовик, хотя было видно, что ему самому непросто сохранять самообладание. — Ведь это закон. Любой человек, которому исполнилось шестнадцать лет до и не позже 31 августа, может прекратить учебу. А тот, которому 31 августа еще было пятнадцать, обязан продолжать учебу. Мне ужасно жаль, парень, но ты родился на день позже, чем надо. Тебе придется еще год походить в школу, и тут никто ничего поделать не сможет.
Целый год! Луи казалось, что он грохнется в обморок. Еще целый год математики, биологии, истории и всякой дребедени, которую он терпеть не мог. Еще целый год слушать команды учителей. Еще целый год терпеть остроты мистера Чиддла. Еще целый год без своих денег. Еще целый год обращения как с ребенком.
— Не стану я! — взбешенно сказал он.
— Придется, — ответил Трудовик.
— Но я же рассказал всем о работе в пекарне.
— Никто не имеет права нанимать тебя, если ты должен ходить в школу. Тебе не дадут страховочные карты. Эх, Луи, если бы ты аккуратнее написал.
— Это же девять. Видно же, что девять.
— Ясно, произошла путаница, — сказал Трудовик. — Ты не виноват, Луи. Честно говоря, твой случай — не первый. Виновата школа, ведь она обязана проверять анкеты. Но и мы виноваты тоже. Надо быть повнимательней. Ах, какая досада!
— Я сбегу, — пригрозил Луи.
— Нет, тебе придется улыбаться и терпеть. Вот что. Узнай, сможешь ли ты посещать школьные занятия по поварскому делу в будущем году.
— Что? С девчонками? Вы шутите!
— Ничуть. В будущем году, надо надеяться, появятся новые возможности устроиться пекарем.
Луи вдруг осенила счастливая мысль.
— Спорю, мистер Пилетто сохранит должность за мной.
— Боюсь, что нет, — вздохнул Трудовик. — Не может он целый год держать место открытым. Ему нужен помощник сейчас. Наверняка он возьмет кого-нибудь.
Луи грохнул кулаком по столу.
— Пусть только я встречу этого парня! Я убью его!
— Ну, как она, мистер Форбс?
— Заходи, парень.
Тони проследовал за мистером Форбсом тем же путем, что и накануне. Во дворике уже не было дохлых собак. Была одна дохлая кошка.
— Это не она? — спросил он в страхе.
— Нет, нет. Эту кошку пришлось усыпить. Она была старая и больная.
Тони вошел в операционную. Что его ожидает? Из угла на него глядели два больших зеленых глаза. Он бросился к ящику.
— Киска, кисуля, ты в порядке. Ты пошла на поправку.
Он был счастлив. Сразу забылся скандал с матерью из-за перепачканной кровью сорочки и безнадежно испорченного пиджака. Кошка поправлялась, и в этом была и его заслуга. Тони принес раненое животное мистеру Форбсу. Он держал края раны, пока мистер Форбс сшивал их. Поработал он отлично.
Поработал.
— Мистер Форбс, — сказал Тони. Он погладил шелковистую голову кошки. Вдруг он понял, какую хочет делать работу. Показалось, что до сих пор он ходил в темных очках, а теперь прозрел. — Мистер Форбс!
— Что, сынок?
— Можно мне работать у вас? С животными. Я смогу. Ну, помогать. Мне много платить не надо.
— Ты хочешь здесь работать? — сказал мистер Форбс, глядя на Тони, будто видит его впервые.
— Хочу быть вашим помощником. И мать не будет скандалить, когда узнает, что вы — ветеринар. Ведь это классная специальность, правда? Мне все равно, что делать, честное слово. Чистить клетки. Держать животных, когда надо. Гулять с ними, кормить и все такое. Пожалуйста, мистер Форбс, возьмите меня к себе. Мне так хочется. Даже бесплатно, если только можно. Я не знал, на какую работу пойти, да все равно никакой работы и нет. Но я мог бы стать вашим помощником. Мог бы, а? У вас ведь нет другого мальчика?
— Нет.
— Тогда можно мне? Пожалуйста, ну скажите, что можно.
Мистер Форбс погладил подбородок. Кошка ткнулась мордочкой в руку Тони.
— Майк, выслушай же меня!
— Оглох я, понимаешь, оглох!
— Слушай, Майк, ведь ты еще не устроился, так? Ну, пожалуйста, не злись. Я хочу сказать тебе что-то важное.
Луи схватил Майка за руку.
— Не уходи, Майк. На, возьми картофельную палочку. Она с уксусом.
Майк выдернул руку. Но не ушел. Он сидел на краешке бетонного мусорного ящика, уставясь на стену складского помещения напротив. Понемногу он отходил. Луи заметил, как у Майка начал дергаться кончик носа. Майк обожал жареную картошку.
— Майк, ну пойми же. Я увидел объявление о пекарне только вечером, часов в пять, а пекарни закрываются в половине шестого. Я умею стряпать, вот и решил, что мне это подойдет. Я не мог допустить, чтобы другой схватил эту работу. Но не было времени сказать тебе.
— Ты обещал держаться вместе со мной, — твердил Майк каменным голосом.
— Но послушай, Майк, — говорил Луи, стоя перед ним.
Вокруг них люди с аппетитом ели жареную картошку из желтых от масла пакетиков и пирожки.
— Майк, какого я цвета?
Майк удивленно посмотрел на Луи.
— Черный, ясное дело.
— А какого цвета большинство людей здесь?
— Ну, белого, — сказал Майк и поглядел на свои грязные руки. Он улыбнулся.
Майк улыбался! Худшее было позади. Теперь он поймет. Или если не поймет, то хотя бы простит.
— Майк, ведь ты знаешь, черному получить работу труднее, чем белому. Так?
— Так, — согласился Майк.
— Когда я увидел это объявление, мне показалось, что на такую работу меня возьмут. Потому что
