Услышанное краем уха ещё больше выводит меня из равновесия. Нет, человек в аварию попал, можно сказать, чудом уцелел, и тут эти клоуны продолжают свою роль играть… Некрасиво, господа. Не по человечески, как то… Между тем перед глазами картинка меняется — вначале пронзительно голубое небо с какими то стерильно белыми облаками, потом — ветви роскошного сада. Уж яблоню от берёзы я отличить всегда смогу! Затем, что самое странное — белёные не привычной водоэмульсионкой, а настоящим мелом лепные потолки под старину. Затем лестница, обильно украшенная позолотой… Ничего себе, павильончики! Круто! Наконец открывается дверь, меня заносят в огромную комнату и бережно, на руках, укладывают в мягчайшую постель. Нижние чины, точнее, статисты, играющие их роль, отдают честь и исчезают, остаются актёр, исполняющий (теперь я точно вспомнил!) Александра Третьего, и его супруга. Дагмара, как её… А, ерунда. Выйдет ролик — узнаем, или приеду домой, поищу в Интернете… Появляется новый персонаж спектакля — маленький седой господин со старинным, что меня больше не удивляет, видно актёры работают по методу Станиславского, вживаясь в роль, саквояжем. Он присаживается на стул, извлекает настоящую древнего вида слуховую трубку и прикладывает её к груди прямо через мой мундир. Мундир?!!! Врач внезапно шарахается от меня, потом стремглав буквально ныряет в глубины своего чемодана, извлекает древнего вида кривоватый пузырёк и накапывает его содержимое в ложку.
— Глотайте, молодой человек.
Я послушно выполняю команду и почти моментально проваливаюсь в какую то вязкую дремоту. То есть, всё слышу, но не вижу и не могу двинуться. Ощущаю, как на мне расстёгивают пуговицы, стаскивают неудобный китель(! — откуда!!!) с отвратительным стоячим воротничком, снимают штаны, затем нижнее, ужасно плотное и неудобное бельё… Мне неловко перед Дагмарой, но она не обращает на мою наготу никакого внимания, и помогает какому то дядьке натянуть на меня длиннющую ночную рубаху. Обращаются со мной, словно куклой какой-то! Пытаюсь протестовать, но язык во рту словно свинцовый, и не шевелится. Между тем господин врач, как уже понятно, отходит с Самодержцем к окну и начинает разговор, абсолютно не стесняясь ушей пациента, то есть, моих:
— Неслыханное чудо, Ваше Величество. Цесаревич практически невредим. Молния не оставила никаких повреждений, и думаю, что через день-два все меры предосторожности будут излишни. Но понаблюдать стоит, поскольку возможны рецедивы, скажем…
Дальше непереводимая тарабарщина на смеси французского и латыни, которую, впрочем, неожиданно для себя я начинаю понимать… Откуда? Я ведь ни тот, ни другой языки не знаю… Нет, конечно, расхожие фразы, типа «пурк ля па» или «шерше ля фам», конечно, знаю. Как и «гомо гомини люпус эст», «праемонис праемонитус»… Стандартный набор для всякого человека, получившего образование в золотые советские времена, когда в школах и институтах ещё учили, а не только собирали деньги…
Я понимаю, что врач объясняет царю, что электрический разряд мог повлиять на нервные окончания, на мозг, на другие органы… Да, именно царю! Самодержцу Российскому Александру Третьему! И это — не кино! Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не кино, а реальность… А я, судя по всему, один из царевичей. Только какой? Михаил или Николай?! Господи! Ни тем, ни другим быть не хочу! Да просто не желаю быть ими!!! Один, раздолбай и как бы не сказать ещё крепче, второй — тряпка, да ещё слабоумный, подкаблучник, просравший ТАКУЮ страну! Впрочем, кажется, не всё потеряно… Титаническим усилием мне удаётся пошевелить рукой. Жест замечают, врач срывается с места и подбегает ко мне, хватает руку, щупает пульс, затем объявляет:
— Господа и дамы, прошу покинуть комнату! Больному необходим абсолютный покой. Это касается всех, Ваши Императорские Величества! Пусть останется одна сиделка. И чтобы сидела где-нибудь в углу, тихо, как мышка. Никаких громких звуков, никакого щума! Полная тишина и покой!
Спасибо тебе, незнакомый доктор! Словно бы знаешь, что мне необходимо сейчас побыть в одиночестве и переварить всё то, что со мной случилось… Все на цыпочках выходят из моей спальни, и я улавливаю:
— Какое счастье, что Николя не пострадал….
Мать твою!!! Самый худший, или не худший? Вариант. Николай Второй Подкаблучник! Слюнтяй и тряпка… А какой сейчас год то, а? Впрочем, всегда можно сослаться на потерю памяти от удара молнии… Как говорил один знакомый шимпанзе: «Гырыга!» Ладно. Надо сейчас срочно вспомнить, что, где, когда. Итак, первое, какой сейчас год? Поскольку так называемый «батюшка» жив, значит, год сейчас никак не 1896-ой. Уже радует. Время в запасе есть. Дальше, до первой революции и до первой крупной войны, которую Россия с оглушительным треском проиграла, в любом случае почти десять лет будет. А за это время что-то можно будет сделать. Поскольку сидеть просто на троне и жрать любимые конфеты мне совесть не позволит… Совесть. Абсолютно ненужный атрибут и архаичный придаток человека, воспитанного при СССР… А что делать? Нахапать денег, и удрать сразу после восшествия на престол и автоматического отречения в Штаты? Там тихо, спокойно, а Родину пускай большевики уничтожают вместе с Британией, Германией и Францией? Ну уж нет… Я им покажу кузькину мать, как Никита-сеятель говаривал… ладно. Главное сейчас определить время. А уж потом — место… С этими мыслями я засыпаю…
Глава, по особому рассуждению, к повествованию отношения не имеющая
Ночь у меня проходила жутко. Мягко говоря, мне не спалось. И не потому, что попал неизвестно куда неизвестно как. Совсем нет. Мучили жуткие кошмары. Приходил бедный Николай Второй, покрытый кровавыми пятнами, весь в жутких ранах. Наверное, его из той могилы выкопали, где его иуды расстреляли. А может, и не расстреляли, а попросту забили штыками или прикладами, а потом сочинили красивую сказку, мол, казнили государя, как положено. К стенке поставили. И семейство его в придачу, чтобы меньше крови на Руси Великой пролилось… Дабы не искали те, кто Присяге верен остался, наследника нового, не сделали его Стягом, взывающим к Чести и Достоинству людскому. И говорит мне будто бы Николя?:
— Что же ты, скотина этакая, Русь мою на погибель бросить хочешь? Зачем ты решил вмешаться в дела наши, куда меня, Хозяина Земли Русской отправил? Вся жизнь древняя. Благолепная, прахом пойдёт, могил прибавится на погостах неисчислимое множество, и всё потому, что тебе, Иуде, повеселиться захотелось?!
Не выдержал я, с койки будто бы поднялся, подошёл к столику туалетному, что возле зеркала большого стоял и знаком так показываю — садись, мол, твоё Величество. Разговор у нас длинный будет, и неприятный. Для обоих нас. Сел сам, а Николаша уж тут как тут, локти полусгнившие на столешницу поставил. И череп свой раззявил. Жутковато, конечно, мертвецу в глаз смотреть, но деваться некуда. Взялся за дело, так доведи его до конца. А почему в глаз, а не в глаза? Так нет одного ока у царя, дырка вместо неё, кровавая, как его прозвище…
— Ты, твоё величество, в моей стране такого наворотил, что уж не знаю, выберется ли она из той задницы, в которую ты её загнал.
— Никуда я её не загонял!
В запальчивости зомби царственное мне отвечает.
— Ты загнал, Хозяин земли Русской! Сраный вот только хозяин, как бы ты сам себя в переписи не называл. Единственное, за что тебя ещё человеком считать можно, так за то, что супругу свою ты любил по-настоящему. Да и она тебя, похоже, тоже. А так… Вспомни, Николай Второй Кровавый, за что тебе прозвище такое дали, нехорошее. Сколько людей на Ходынке погибло? А? Крыть нечем? А ты что потом сделал? Поехал КУШАТЬ после госпиталя, куда самых целеньких отвезли. Дабы настроение тебе не испортить. Нет, чтобы расследовать, почему такое приключилось, наказать виновных, молебен попам велеть отслужить по невинно убиенным, да покаяться всенародно. Ничего ты не сделал. А глядишь, люди бы увидели, что ты с ними сопереживаешь, и отнеслись бы к тебе по другому. Нечем тебе крыть, царь ты дохлый!..
Молчит Николай, только лёгкие сопят дырками от пуль, да пузырятся. Я его дальше жму:
— Про Алису твою молчу. Тут уж сердцу не прикажешь. Я к другому веду. Русско-Японскую войну кто прокакал? Твои генералы. А КТО их таких вывел? Твоё воспитание. И только твоё. Кровавое воскресенье кто организовал? Людей то зачем опять пострелял? Петицию было страшно принять? Страшно! Не спорю! Толпа вещь жуткая! Да и провокаторов там было ой, как много. Но тут уж риск стоил свечей. Не выходил бы ко
